Белое станет черным
Шрифт:
– Я помню, – сказал он. – Вы решили не общаться два месяца. Так, значит, ты теперь в ссылке?
– Угу. – И поэт опять окунул сухарь в чашку.
Родченко помолчал, потом спросил:
– Когда кончается твоя ссылка?
– Двадцать восьмого февраля, в три часа дня, – ответил поэт хриплым голосом.
Родченко подсчитал в уме и мягко улыбнулся:
– В сущности, ждать осталось недолго.
Маяковский ничего не ответил.
– Если ты не будешь есть, ты столько не протянешь, – шутливо произнес Родченко.
– Я знаю. – Маяковский медленно повернулся к Родченко и сказал, глядя на него огромными, воспаленными, глубоко запавшими глазами: – У меня каждый день болит голова, Саша. По ночам мучают кошмары. Иногда я не сплю совсем.
– Что же ты делаешь?
– Гуляю по городу. – Губы поэта искривила странная жутковатая усмешка. – Знаешь, ночью в Москве встречаются удивительные субъекты. – Он хищно прищурился и вдруг качнул головой, словно опомнившись. – Все это чушь, Саня. Не обращай внимания. Главное – я пишу поэму.
– Поэму?
– Да.
– Это здорово!
– Написал уже десять страниц, – сказал Маяковский горделиво. – Закончу двадцать восьмого февраля.
– А если не успеешь?
– Успею.
Родченко посмотрел, как Маяковский пьет кофе, нахмурил брови и сказал:
– Если ты продолжишь вести такой образ жизни, то читать поэму ты будешь врачам в доме умалишенных. Тебе нужно развеяться.
– Развеяться? Как?
Родченко пожал плечами:
– Не знаю, сходить куда-нибудь. Почитать стихи перед публикой.
Маяковский скривился.
– Нет. Не хочу никого.
– Ну… – Родченко снова пожал плечами. – Тогда сходи в театр. Надвинешь кепку на глаза, и никто тебя не узнает. Хотя, конечно, узнают, – добавил он задумчиво. – Но развеяться тебе необходимо.
Поэт молчал, сжимая чашку двумя руками.
– Что-нибудь попроще, – продолжал размышлять Родченко. – Понезамысловатей… И чтобы никаких стихов. – Задумчивый взгляд Родченко скользнул по улице, и лицо его осветилось. – Придумал! Посмотри в окно. Видишь афишный столб?
Маяковский, прищурившись, посмотрел в серое окно.
– Ну.
– Желтая афишка, – сказал Родченко. – Видишь? В Москве сейчас гастролирует известный фокусник и маг из Берлина. Развлечение не ахти какое, но зато тебя там точно никто не узнает. Сходи, развейся. Хочешь, я пойду с тобой?
Родченко вдруг осекся. Лицо Маяковского словно окаменело.
– Герр Риттер, – хрипло шептал он, вглядываясь в афишу. – Маг и гипнотизер.
Родченко посмотрел на афишу.
– Ну да. Ганс Риттер. Кстати, выступление начинается через полчаса. Если поспешим, еще успеем. Пойдем?
Маяковский молчал.
– Володь, ты меня прости, но это глупо, – сказал Родченко. – Ты намеренно губишь себя. Это не по-нашему, не по-советски. Возьми себя в руки. Брось это мещанство.
Маяковский повернулся к Родченко и пристально на него посмотрел.
– Мещанство, – медленно проговорил он. – Да, ты прав… Наверное, прав… Точно прав! – Поэт схватил чашку и залпом допил кофе. Брякнул чашку на стол и вытер рот рукавом пальто. – Ты прав, Саня! Надо завязывать с этой пошлой пьеской. С этим голубоглазым девичьим томлением! Развлекаться? Пожалуйста! Пойдем и посмотрим на этого мага. Может, устроим ему магический сеанс с разоблачением? – Маяковский расхохотался, схватил кепку и нахлобучил ее на голову. – Идем?
– Идем, – ответил Родченко, который сам уже не рад был, что решил составить Маяковскому компанию. Дикий вид друга немного пугал Родченко. К тому же ему казалось, будто поэт замыслил какую-то опасную авантюру, хотя речь шла о простом концерте заштатного немецкого фокусника.
И все же, поколебавшись несколько секунд, Родченко твердо решил сопровождать друга – куда бы тот ни направился. Они встали из-за стола и зашагали к выходу – впереди Маяковский, гордо подняв голову, расправив плечи, за ним Родченко – немного скисший и с лицом, на котором ясно читалось: «Правильно ли я поступаю?.. Не знаю, не уверен».
Выступление немецкого мага проходило в старом купеческом особняке, переделанном под клуб.
У входа в зал сидел небритый старик неприступного вида и хмуро проверял билеты, надрывая их и кидая в железную урну.
– У нас двойной, – сказал старику Маяковский, протягивая бумажку, на которой стояла цифра «2» и красовалась размашистая подпись кассира.
Старик кивнул, надорвал билет и швырнул его в урну. Родченко и Маяковский ступили в зал.
Зал был наполнен почти под завязку. На деревянных скамьях сидели хулиганского вида парни в лихо заломленных кепках с кульками семечек в руках, тихие женщины, одетые в какие-то невообразимо затасканные пальто и шубы, человек восемь красноармейцев, неприязненно поглядывавших на разбитных парней, несколько интеллигентных старичков и старушек «из бывших» и еще множество вполне прилично одетых пар с перламутровыми театральными биноклями в руках.
– Здесь я точно знакомых не встречу, – усмехнулся Маяковский.
– Ну, по крайней мере, тут не будут читать стихов, – отозвался Родченко. – Это тебе не «Кафе поэтов». Кстати, этот маг – ближайший друг и ученик великого мистика Рудольфа Штайнера.
– Ну да, как же тут без Штайнера, – с мрачноватой усмешкой процедил Маяковский.
Где-то за сценой несколько раз вякнул, срываясь на хрип, патефон и снова замолчал. Парни загоготали. Один из красноармейцев строго прикрикнул:
– А ну, тише там!
Парни послушно замолкли. Спорить с вооруженными людьми никто не хотел.