Белоснежка должна умереть

Нойхаус Heлe

— Ты меня слушаешь? — спросил Боденштайн.

— Конечно слушаю. Сарториус. Соседка. Альтенхайн. Извини — мы вернулись домой в четыре утра…

Она зевнула и закрыла глаза. Ей безумно хотелось спать. К сожалению, она не могла похвастать железным самообладанием Боденштайна. Тот всегда был в форме — даже после бессонных ночей и напряженной работы. Кажется, она вообще никогда не видела, чтобы он зевал.

— Этот случай одиннадцать лет назад наделал много шуму, — продолжал шеф. — Все газеты только об этом и писали. Тобиаса

Сарториуса приговорили за двойное убийство к высшей мере. Обвинение было построено на одних косвенных уликах.

— Ах да… — пробормотала Пия. — Смутно припоминаю. Двойное убийство — и ни одного трупа. Он еще сидит?

— В том-то и дело, что нет. В четверг Тобиас Сарториус вышел из заключения. И сейчас живет в Альтенхайне у своего отца.

Пия задумалась на несколько секунд, потом открыла глаза.

— Ты хочешь сказать, что между его освобождением и нападением на его мать есть какая-то связь?

Боденштайн бросил на нее насмешливый взгляд.

— Поразительно!

— Что «поразительно»?

— Твоя проницательность не покидает тебя даже во сне!

— Да я совсем не спала! — возмутилась Пия и нечеловеческим усилием подавила очередной приступ зевоты.

Они миновали табличку с названием населенного пункта — Альтенхайн — и через минуту были уже на Хауптштрассе, по адресу, который дала Боденштайну Даниэла Лаутербах. Боденштайн въехал на неухоженную автостоянку перед бывшим трактиром. Какой-то мужчина замазывал белилами надпись на стене: «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ГРЯЗНЫЙ УБИЙЦА». Красные буквы все еще просвечивали сквозь белую краску. На тротуаре перед въездом во двор стояли три женщины среднего возраста.

— Убийца! — услышали Боденштайн и Пия, выходя из машины. — Убирайся отсюда, скотина! Иначе тебе несдобровать! — Говорившая плюнула в сторону мужчины.

— Что здесь происходит? — спросил Боденштайн.

Но женщины, не обратив на него ни малейшего внимания, сами убрались восвояси.

— Чего они от вас хотели? — с любопытством спросила Пия.

— Спросите их сами, — грубо ответил мужчина.

Окинув ее равнодушным взглядом, он продолжил свое занятие. Несмотря на холод, он был в одной серой футболке с длинными рукавами, в джинсах и рабочих ботинках.

— Мы хотели бы поговорить с господином Сарториусом.

Мужчина обернулся, и Пие показалось, что она узнала его.

— Это не вы были вчера вечером у дома, в котором живет фрау Крамер, в Нойенхайне? — спросила она.

Если он и удивился, то не подал вида. Он неотрывно, без улыбки смотрел на нее необыкновенно синими глазами, и ей вдруг стало жарко.

— Да, был, — ответил он. — А что, это запрещено?

— Да нет, конечно. А что вы там делали?

— Я приходил к своей матери. Мы договорились встретиться, но она не пришла. Вот я и хотел узнать, что случилось.

— Ах, так вы, значит, Тобиас Сарториус?

Его брови вздрогнули, лицо приняло насмешливое выражение.

— Да,

это я. Убийца двух девушек.

У него была какая-то настораживающе привлекательная внешность. Тонкий белесый шрам, протянувшийся от левого уха к подбородку, не портил его хорошо скроенное лицо, а, наоборот, делал его еще интересней. Что-то в его взгляде пробудило в Пии какое-то странное чувство, и она пыталась понять, что именно.

— Ваша мать вчера вечером серьезно пострадала в результате несчастного случая, — вмешался Боденштайн. — Ночью ее прооперировали, и сейчас она находится в реанимации. Состояние критическое.

Пия заметила, как ноздри Сарториуса на секунду раздулись, а губы плотно сжались. Он, не глядя, бросил валик в ведро с краской и пошел к воротам. Боденштайн и Пия, переглянувшись, последовали за ним. Двор напоминал городскую свалку. Боденштайн вдруг приглушенно вскрикнул и застыл на месте, словно окаменев. Пия оглянулась на шефа.

— Что случилось? — спросила она удивленно.

— Крыса! — выдавил из себя Боденштайн, белый как мел. — Эта тварь пробежала прямо по моей ноге!

— Неудивительно — при такой грязи.

Пия пожала плечами и хотела идти дальше, но Боденштайн по-прежнему стоял на месте, как соляной столб.

— Если б ты знала, как я ненавижу крыс!.. — произнес он дрожащим голосом.

— Ты же вырос в помещичьей усадьбе, — откликнулась Пия. — Уж наверное, там водились крысы.

— Именно поэтому…

Пия удивленно покачала головой. Такой чувствительности она от своего шефа не ожидала!

— Ну ладно, пошли, — сказала она. — Они же видят нас и сами разбегаются. Уличные крысы боятся человека. У моей подруги раньше были две ручные крысы. Это совсем другое. Мы с ними…

— Перестань! — перебил ее Боденштайн и глубоко вдохнул. — Иди вперед!

— Нет, ну надо же!.. — ухмыльнулась Пия, оглядываясь на Боденштайна, который шел за ней по пятам, стараясь не отставать ни на шаг. Опасливо косясь на груды мусора по обеим сторонам узкой дорожки, он готов был в любой момент обратиться в бегство.

— Ой! Еще одна! Да какая жирная! — воскликнула Пия и резко остановилась.

Боденштайн налетел на нее и в панике стал озираться по сторонам. От его обычной невозмутимости не осталось и следа.

— Пошутила! — ухмыльнулась Пия.

Но Боденштайну было не до смеха.

— Еще раз так пошутишь — и обратно пойдешь пешком! — пригрозил он. — Меня чуть инфаркт не хватил!

Они пошли дальше. Сарториус скрылся в доме, но дверь оставил открытой. На последних метрах Боденштайн обогнал Пию и взбежал по ступенькам крыльца, как странник, который после долгого марша через болото ощутил наконец под ногами твердую почву. В дверном проеме показался пожилой мужчина в стоптанных домашних тапках, в замызганных серых брюках и потертой вязаной кофте, свободно болтавшейся на его тощем теле.