Белоснежка должна умереть
Шрифт:
Боденштайн ухмыльнулся. Его младший брат Квентин принадлежал к тому сорту людей, которые никуда не торопятся. Он был фермером, занимался поместьем и конюшней, и его нисколько не волновали следы разрушительной работы времени. Постепенно всю ответственность за устроенные в замке ресторан и отель он переложил на жену, и Мария Луиза за последние годы превратила и то и другое в первоклассные заведения, известные далеко за пределами региона.
Виновницу торжества они нашли в кругу семьи и поздравителей в холле манежа, украшенном не менее ярко, чем остальные помещения. Боденштайн хотел поздравить мать с днем рождения, но в этот момент ансамбль охотничьих рогов Келькхаймского клуба любителей верховой езды протрубил начало культурной программы. Представление было сюрпризом, который подготовили графине члены конноспортивного
— Козима выглядит на десять лет моложе своего возраста, — сказала Тереза и пригубила бокал с шампанским. — Позавидовать можно!
— Неудивительно — маленький ребенок и хороший муж творят чудеса! — ухмыльнулся Боденштайн.
— А ты, как всегда, в своем репертуаре, любезный братец, — все такой же самоуверенный! — насмешливо ответила Тереза. — Тебя послушать, так и вправду поверишь, что от вас, бездельников, зависит, как выглядит женщина!
Она была на два года старше Боденштайна, но ее энергии хватило бы на двоих. То, что ее правильное, некогда красивое лицо казалось суровым, а темные волосы уже тронула первая седина, ничуть не уменьшало ее обаяния. По ее собственным словам, она честно заслужила каждую морщинку и каждый седой волос. Сраженный инфарктом и рано ушедший из жизни супруг оставил ей солидную, но захиревшую кофеобжарочную фабрику, требующий основательного ремонта родовой замок в Шлезвиг-Гольштейне и разнообразную недвижимость в самых фешенебельных районах Гамбурга, которая обросла огромными долгами. Будучи специалистом по экономике и организации производства с ученой степенью, она после смерти мужа, несмотря на троих детей и мрачные перспективы, энергично взялась за дело и храбро бросилась в битву с банками и кредиторами. За десять лет каторжного труда и ловкой дипломатии она вытянула бизнес и привела в порядок все движимое и недвижимое имущество. При этом ей удалось сохранить все до единого рабочие места, так что у подчиненных и партнеров по бизнесу она пользовалась глубочайшим уважением.
— Кстати, о «бездельниках», — подал голос Квентин. — Как у тебя на личном фронте, Эза? Есть изменения?
Она улыбнулась.
— Истинные леди хранят молчание о своих любовных победах.
— Почему ты не привезла его с собой?
— Потому что я знаю, что вы набросились бы на бедолагу, как прозекторы, и безжалостно потащили бы его под микроскоп. — Она кивнула в сторону родителей и остальной родни, жадно следившей за происходившим на манеже. — А вместе с вами и вся эта банда.
— Значит, все-таки кто-то есть, — не унимался Квентин. — Расскажи нам о нем хоть что-нибудь.
— Нет. — Она протянула младшему брату пустой бокал. — Принеси-ка лучше даме шампанского!
— Вечно я у вас на побегушках! — притворно возмутился Квентин, но по старой привычке подчинился и отправился за шампанским.
— У вас с Козимой нелады? — спросила вдруг Тереза Боденштайна.
Тот удивленно посмотрел на сестру.
— Да нет. С чего ты взяла?
Тереза пожала плечами, не сводя глаз с невестки.
— Что-то между вами изменилось.
Боденштайн знал, что интуицию сестры ему не обмануть. Было бесполезно отрицать, что их отношения с Козимой в последнее время действительно оставляли желать лучшего.
— Ну, в общем, ты права… — признался он. — Летом, после нашей серебряной свадьбы, у нас был небольшой кризис. Козима сняла на три недели домик на Майорке и хотела, чтобы мы всей семьей провели там отпуск. А мне через неделю пришлось уехать — у нас было сложное расследование, — и она обиделась.
— Понятно.
— Она заявила, что я бросил ее совершенно одну с Софией, хотя обещал, что никуда не уеду. А что я должен был делать? Не могу же я, в конце концов, брать отпуск по уходу за ребенком и сидеть на хозяйстве!
— Но три недели отпуска-то тебе, я надеюсь, полагаются? — ответила Тереза. —
— То есть ты хочешь сказать, что не принимаешь мою работу всерьез, — я правильно тебя понял?
— Ну-ну, не будем преувеличивать, мой милый! — примирительно произнесла Тереза. — Но я прекрасно понимаю Козиму! Я бы на ее месте тоже встала в позу. У нее как-никак тоже есть профессия, и ей совсем не подходит роль глупой наседки, которую ты, старый мужлан, пытаешься ей навязать. Ты, наверное, даже рад, что она теперь не ездит ни в какие экспедиции и живет по твоей указке.
— Да что ты выдумываешь! — с изумлением и возмущением воскликнул Боденштайн. — Я всегда, как мог, старался облегчить ей работу. Мне нравится то, что она делает.
Тереза посмотрела на него с насмешливой улыбкой.
— Чушь! Это ты можешь рассказать кому-нибудь другому, но только не мне. Я не первый год тебя знаю.
Боденштайн растерянно умолк и невольно перевел взгляд на Козиму. Его сестра всегда отличалась способностью безошибочно определять корень зла. Она и на этот раз не ошиблась. Он действительно с облегчением воспринял тот факт, что после рождения Софии Козима перестала неделями кочевать по безбрежным просторам мировой истории. Но услышать это из уст старшей сестры ему было неприятно.
Вернулся Квентин с тремя бокалами шампанского, и разговор устремился в другое, более безопасное русло. Когда конноспортивное представление закончилось, Мария Луиза пригласила гостей в буфет, который ее подчиненные в мгновение ока соорудили в холле конюшни. Отдельные высокие столики в сочетании с шеренгами длинных, покрытых белыми скатертями и украшенных осенними цветами столов и скамей с удобными подушками выглядели очень заманчиво.
Боденштайн встретил много родственников и старых знакомых, которых давно не видел, так что разговорам и веселью не было конца. Царила непринужденная атмосфера. Заметив, что Козима и Тереза беседуют друг с другом, Боденштайн подумал: «Надеюсь, Тереза не станет натравливать на меня Козиму своими феминистскими измышлениями. На будущий год София пойдет в детский сад, и у Козимы опять будет больше времени». Она работала над новым кинопроектом, который требовал от нее много сил и энергии. Исполненный благих намерений, Боденштайн решил отныне пораньше приходить домой со службы и по возможности не работать по выходным, чтобы больше заниматься с Софией и немного разгрузить Козиму. Может, это ускорит нормализацию их отношений после ссоры на Майорке.
— Папа! — услышал он у себя за спиной и обернулся.
Перед ним стояла его старшая дочь Розали, которая училась на повара в ресторане замка у именитого французского мэтра Жана Ива Сен-Клера и сегодня отвечала за буфет. Она держала за руку Софию, с ног до головы покрытую какой-то коричневатой массой, при виде которой у Боденштайна зародились мрачные подозрения.
— Я никак не могу найти маму! — пожаловалась Розали. — Может, ты переоденешь эту мартышку? Мама наверняка захватила для нее какие-нибудь запасные тряпки. Посмотри в машине.
— В чем это у нее лицо и руки? — спросил Боденштайн, моля Бога, чтобы это не оказалось тем, о чем он подумал.
— Не бойся, это всего лишь шоколадный мусс, — успокоила его Розали. — Я пойду, мне надо работать.
— Ну, иди ко мне, поросенок! — Боденштайн не без труда выпростал из-под стола свои длинные ноги и взял дочь на руки. — Как же ты умудрилась так испачкаться, а?
София уперлась ручками ему в грудь и стала вырываться. Она не переносила никаких ограничений свободы передвижения. Со своими персиковыми щечками, мягкими темными волосами и васильковыми глазами она выглядела ангелочком, но внешность ее была обманчива. Она унаследовала темперамент Козимы и умела добиться своего. Боденштайн вышел через ворота конюшни во двор и направился к машине. Совершенно случайно взглянув влево, в открытую кузницу, он, к своему удивлению, увидел там Козиму, которая ходила взад-вперед с мобильным телефоном у уха. Еще больше его удивила ее манера проводить рукой по волосам, наклонять вбок голову и смеяться. Зачем ей понадобилось прятаться, чтобы поговорить по телефону? Он поскорее прошел мимо, пока она его не заметила. Неприятное чувство недоверия шевельнулось у него в груди и засело там крохотной занозой.