Беловодье
Шрифт:
— Вперед!
С кормы кораблей в воду плюхнулись катамараны и тримараны (крепили по одному такому сдвоенному или строенному плавсредству, плюс обычная лодка на носу), на них быстро набился народ по пятнадцать-двадцать человек и вся эта орава из более чем четырехсот человек быстро устремилась к берегу.
Такого наглого и стремительного налета никто не ждал, тем более нечем было оборониться, датчане так и не позволили исландцам обзавестись оружием. Разве что корабль мог что-то в этом плане сделать, пальнув из пушек, да экипаж, но атаковавшие поселок под его выстрелы
Поселок окружили.
— Сдавайтесь или мы разнесем ваше корыто в щепки!
В героев понятное дело никто играть не стал. Идти против эскадры из двадцати трех кораблей в одиночку мог только Френсис Дрейк и то только после того, как «потек крышей».
— Что вы хотите? — спросил Алексея глава поселения, мрачный старик.
— Мне нужна сера, много серы. И вы мне ее доставите, для чего придется поработать всем жителям поселка и членам экипажа корабля. Я вам даже за нее заплачу тем самыми орудиями труда которыми вы мне эту серу добудете: кирками, лопатами и молотами.
Впрочем, на добыче работали не только аборигены, но и члены экипажей, чтобы максимально быстро добыть необходимый объем серы.
Впрочем, в добровольно-принудительном порядке пришлось работать не только жителям этого портового поселка, но и из соседних фьордов, коих так же без затей окружили и захватили в плен люди Великого Кормчего.
Забив трюмы серой корабли отправились в путь.
Трофеить датский корабль не стали. Во-первых, он это был старый и медленный одномачтовый когг, а модернизировать его времени нет, как и желания, а во-вторых, на него не имелось экипажа, и так шли с минимальными составами и выделить кого-то просто некого.
А вот вторые шесть тысяч километров шли в два раза дольше. Тут Северо-Атлантическое течение было помедленнее Гольфстрима, а также подкачал ветер, с попутного он у побережья Норвегии сменился на встречный и пришлось идти галсами. И вновь попутным ветер стал лишь в районе Карелии.
Завидев довольно значительный по местным меркам флот неизвестной принадлежности, торговые корабли шедшие в Белое море прыскали в разные стороны спеша убраться как можно скорее, чтобы не оказаться взятыми на абордаж. А то вдруг пока они плавали очередная война началась и попадать в ее жернова никто не хотел.
В воды Белого моря эскадра Алексея вошла в первых числах июля.
— Действуем по плану, — сказал Алексей капитанам, после того, как они разгрузились в Холмогорах.
А план был прост и бесхитростен. После разгрузки корабли разбежались по всему Белому морю под уже флагом Беловодья и то тут, то там высаживались небольшие десанты по три человека из можно сказать местных, что либо знали эти места, как на южном побережье, либо знали, что искать. А искали прежде всего капища, чтобы оставить сообщения либо общались с местными жителями, даже если они опасаясь какой-то подставы со стороны властей и Церкви назывались христианами.
Десть так и так, мы такие-то уплывшие на большом плоту вернулись за своими единоверцами — почитателями Велеса и прочих старых богов, и кто хочет попасть в Беловодье, то пусть подходят к берегу к такому-то числу. Простоять предполагалось ни много ни мало, как месяц. За это время информация должна была широко разойтись по земле и все желающие могли прибыть к точкам сбора.
Пока корабли плавали и агенты вели агитационную деятельность, Алексей вышел на связь со Строгоновым. Тот после истории с синей краской отказываться не стал, увидев возможность заработать еще больше.
— Хорошо ли заработал на краске, Семен Аникиевич?
— Грех жаловаться… — невольно улыбнулся Строганов.
Было видно, что и впрямь хорошо на ней руки нагрел.
— Чего хочешь на этот раз?
— Серу привез. Много. Отдам ее тебе, скажешь, что тоже в уральских горах нашел или еще где. Скажу даже где меди можешь много добыть… А если еще поищешь хорошо, то и свинца немало добудешь.
Глаза Строгонова алчно сверкнули. Государству требовалось просто прорва меди, как и свинца, главным образом на полноценную, а не деревянную артиллерию.
— Так же стану привозить тебе много селитры. Самородной. Тоже можешь сказать, что добываешь в какой-нибудь пещере, а не делаешь. Большую часть конечно государству придется отдать, но и себе что-то оставишь.
На что Строгонов только усмехнулся.
— А взамен?
— Возьмешь под свой присмотр остающихся здесь язычников, станешь предупреждать их об опасности облав, ну и чтобы от голода не загнулись сидючи в своих дебрях да болотах. Зерна как раз для этого завез, так что не свое давать станешь. На этот год хватит. Обратными рейсами стану вывозить их к себе в Беловодье.
— Ясно… Только не так уж и много их здесь осталось, язычников этих.
— Новые появляться станут, — криво усмехнулся Алексей. — И чем дальше, тем больше.
— О чем ты? — нахмурился собеседник.
— О том, что людишек мало, много татары угнали в рабство и дерут с них три шкуры, боярам да дворянам все мало к людишкам, как к бессловесному скоту относятся, так что от голода да болезней многими десятками тысяч мрут. Дальше будет только хуже. Более того, Юрьев день скоро отменят, оставшихся черносошных крестьян закабалят, посадив на землю без права отхода вот и побегут, ежели будет куда. Кто-то к тебе в Сибирь, коли отобьешь ее у Кучума, ну а прочие ко мне.
«Глядишь, отток населения заставит власти поумерить пыл с закручиванием гаек, чтобы у них не было стимула бежать, даже наоборот какие-то послабления сделают… — не без надежды подумал Алексей. — Хотя, зная тупизну с любовью к простым решениям и неспособностью мыслить властьимущих, просчитывая последствия своих действий хотя бы на два шага вперед, можно предположить, что они только еще сильнее зажмут людей постаравшись перекрыть пути бегства… Но да ничего, со временем найдем им другую лазейку, через то же Черное море».