Бельский: Опричник
Шрифт:
Богдан сцепил зубы.
Весь накопившийся гнев выплеснулся в последний день пыток, когда Габриэль торжественно поднял высоко над головой пинцет с последним волоском и возгласил:
— Отныне ты чист, аки агнец после весенней стрижки.
Бельский смачно плюнул ему в лицо, готовый принять побои от могучих подручных, но те не посмели поднять руку на оружничего по собственной воле. Габриэль же лишь достал батистовый платок и, отирая лицо, поспешно покинул пыточную.
Глава Казенного двора так оценил плевок Бельского:
— Достойный ответ мужа пакостнику.
Кого имел в виду глава Казенного двора, он не уточнил.
Приятны, конечно же, слова привыкшего к чужому горю и чужим страданиям человека, однако, Бельский и без того был весьма доволен собой; лишь думка о том, как отнесется к плевку Борис, все же беспокоила.
Несколько дней его не трогали. И вот — повеление:
— К государю. Без оков.
Можно подумать, примет сейчас в домашней обстановке, но нет — в малом тронном зале. Сам Годунов окружен рындами, а поодаль еще десяток стрельцов. Едва Богдан перешагнул порог, как царь строго предупредил:
— Близко не подходи!
Бельский ухмыльнулся:
«Боится плевка. Боится позора. Сам же донельзя опозорил меня!»
— Я — самодержец державы Российской решил, а Боярская дума согласилась со мной, отправить тебя в ссылку. Ты изгоняешься из Москвы без должности в свое имение.
— В какое?
— По твоему выбору.
— Хорошо.
Первое, что пришло в голову: Никольское, что под Нижним Новгородом, но остудив поспешность, пообещал Годунову:
— Я завтра извещу о своем выборе, после совета со своей семьей.
— Пусть будет так.
Глава двенадцатая
Все сложилось благоприятно, чего Богдан не мог ожидать. Когда сообщил, что выбирает местом ссылки Белый, он предвидел отказ, ибо Годунов мог заподозрить, что неспроста имеющий право выбора, избрал самую захудалую свою усадьбу, хотя и вотчинную. Но царь-батюшка не воспротивился, понявши это так: собирается бежать в Литву. Он махнул рукой. Из Литвы пришли Бельские, в Литву и уйдут. Сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит. «А-а-а. Баба с воза — кобыле легче».
Удивительное верхоглядство для человека, так тщательно продумывающего каждый свой шаг. Видимо, царский трон, к которому он так стремился, начал приучать к благодушию. Мог бы поразмыслив, понять трагичность последствий судьбоносного для него разрешения.
Богдан не собирался в Литву. Он даже не думал о побеге. У него иное на уме: из Белого ловок путь на Кромы и Карачев. Даже два пути. Один — через Смоленск и Рославль, второй — через Ржев и Вязьму. Ловко будет поддерживать связь с атаманом Корелой.
Или взять Волоколамск, возле которого его Приозерная усадьба, являющаяся надежным пристанищем для всех, кого он привлек к тайному своему делу и где в монастыре хранится основная его казна. Не слишком далеко. Все, как говорится, под рукой. Усадьбы, куда более роскошнее, чем в Белом, в Ярославской земле и в Подмосковье, тоже вроде бы удобные для связи со своими сторонниками и для руководства их действиями, но опасна близость к Москве. Случись неосторожный шаг, и Борис тут же будет уведомлен об этом. А Белый далеко. К тому же вряд ли здесь имелся соглядатай тайного дьяка или самого царя, ибо Богдан почти не посещал свою родовую вотчину, пренебрегая ею. Завести же нового шпиона будет не так-то просто, тем более, что кравчего, лазутчика тайного дьяка, он с собой не взял.
Еще одно преимущество: более легкий выход в Польшу. Отсюда лучше всего опекать царевича, посылая ему и деньги, и нужные сведения. При острой нужде можно и самому сбегать в Польшу тайно от Кремля.
Теперь Хлопко и Митьков при поездке на встречу с царевичем станут получать от него наказы лично, что позволит избежать кривотолков.
А тут еще одна, совершенно неожиданная удача: в Путивле усилиями Митькова образовалось тайное дворянское общество поддержки законного наследника на Русский престол. Проезжая в Польшу с казной для Дмитрия Ивановича Григорий Митьков случайно встретил своего московского друга, дьяка Сутупова, который, по сути дела, тоже бежал из Кремля, не желая служить Годунову. Сделал он это, однако же, умней Митькова — отправлен был в Путивль по верстке Разрядного приказа с казной для городовой рати и иных служилых людей. А разговор в то время среди друзей был один: удержится ли Годунов, коварством захвативший престол, или займет его законный наследник Ивана Грозного. Дьяк Сутупов твердо заявил:
— Годунову не усидеть. Слишком небрежен он к ратным людям. Сужу по Путивлю. Гарнизон — пятьсот конных пищальников. Из кого они? Сотня мелкопоместных дворян, остальные же из севрюков и черкас да посадского люда. И что они имеют, служа верой и правдой государю нашему? Иным дали ту землю, какую они имели на оброке, обидев тем самым хозяев той земли. Выделено детям боярским по тридцать четей и то — перелог в Диком поле. Службу им править иль целину распахивать? А десятина царская? Есть время и силы или нет их, а ее в первую очередь распаши и посей. Собирай урожай тоже в первую очередь и — в казну до зернышка. Хоть бы два-три пудика оставили за труды. Нет. Все подчистую. А пока с десятиной управлялся, свое зерно наполовину осыпалось. Доходят до меня разговоры, что ратники надеются на приход Дмитрия Ивановича.
Григорий Митьков воздержался от каких-либо слов, решив прежде доложить Бельскому о признании дьяка Сутупова, тогда уж действовать, и когда рассказал ему о состоявшемся разговоре и подтвердил, что дьяк — надежный друг, оружничий оценил случайность как дар Божий, создающий возможность повернуть столь важный город лицом к царевичу Дмитрию.
Путивль — один из крупнейших крепостных городов Северской Украины. Крепость, можно сказать, неприступна. Стены каменные, высокие. Даже стенобитными орудиями бреши не проделаешь. Штурмом, когда Дмитрий Иванович вступит в Русскую землю, крепости этой он не одолеет (рати крупной он собрать не сможет), а без Путивля ему не господствовать на Северщине, не иметь доброй опорной базы для дальнейшего продвижения к Москве.
— Ты вот что, воевода Григорий, возвращайся-ка обратно в Путивль, встреться с другом своим и поговори основательно. Не называя ни меня, ни Хлопка, скажи, что за твоей спиной стоят даже члены Верховной боярской думы, поверстанной еще Иваном Грозным для управления государством. Обговори, какая сумма нужна на воспомоществование особо нуждающимся. Готов к такой поездке?
— О чем спрашиваешь, оружничий? Передохну день-другой и — в седло.
— Велю баньку готовить. Вместе попаримся, затем — пир. О деве постельничей позабочусь.