Белые цветы
Шрифт:
У профессора Тагирова очередной обход в больнице. Гульшагида должна сопровождать его. Они вдвоем в кабинете. Но профессор, заложив руки за спину, прохаживается по комнате. Вдруг остановился, спросил:
— У вас есть время? Что, если я задержу вас на несколько минут по личному вопросу? — Пожалуйста, Абузар Гиреевич.
— Где у вас находится партком?
— Где я, там и партком, — улыбнулась Гульшагида, не понимая, к чему клонит профессор. — Отдельной комнаты у нас нет.
— Вы помните, я однажды хотел просить у вас совета, да так и не решился?
— Помню.
— Ну что ж… Я, знаете ли, принес заявление…
— Заявление?
— Ну
— Вы?.. Вас?..
— Чем вы так удивлены? Не подхожу, что ли?.. Вы ведь сами как-то заметили мне, что в наше время каждый честный человек не может жить без борьбы за идеи коммунизма. Я понимаю — можно принять эти идеалы, жить, бороться за них, будучи и беспартийным. Но, состоя в Коммунистической партии, человек сделает гораздо больше. А потому мое заявление не формальность. Это — итог моей жизни.
Гульшагида не сразу нашлась что сказать. Только лицо ее сияло радостью.
— Это хорошо… Очень хорошо! — наконец проговорила она. — От всей души поздравляю вас, Абузар Гиреевич! Нашей партии нужны именно такие люди, как вы, — люди кристальной чистоты.
— Вы не совсем правильно выразились, Гульшагида. Я считаю, — прежде всего мне нужна партия. А пригожусь ли я партии — покажет будущее… Я постараюсь… По Уставу положены рекомендации. Вот они: профессор Фаизов, наша медсестра Мария Федоровна Захарова, заведующая отделением Магира Хабировна. Эти люди проработали со мной по двадцать пять лет… Что еще нужно?
— Автобиография и анкета нужны, Абузар Гиреевич.
— Когда их принести?
— Чем скорее, тем лучше. Сейчас дам вам анкету.
— Спасибо! А теперь пора на обход.
Вскоре вся больница узнала, что профессор Тагиров подал заявление в партию. Рассказывали об этом как о самой важной новости. Большинство сотрудников одобряли этот поступок профессора, говорили о нем с большим уважением, и только кое-кто подшучивал:
— К чему это геройство на старости лет? Попадет ли он в рай или в ад — все равно не спросят о партийной принадлежности.
К началу открытого партийного собрания большая аудитория для лекций была переполнена.
Докладывала собранию Гульшагида Сафина. Она зачитала необходимые документы: заявление, автобиографию, анкету Абузара Гиреевича, наконец, рекомендации.
Она продолжала:
— Партбюро рассмотрело заявление товарища Тагирова и пришло к единодушному мнению: принять его кандидатом в члены Коммунистической партии Советского Союза.
— Есть ли вопросы к докладчику? — спросил председатель. — Нет? Тогда предоставим слово товарищу Тагирову. Пожалуйста, Абузар Гиреевич.
Профессор, в новом черном костюме, в белой рубашке с белым галстуком, чинно подошел к столу и, поглаживая рукой красную материю на столе, начал говорить. Он говорил своим обычным, ровным голосом, казалось, спокойно. На самом же деле он волновался, словно сдавал первый в жизни экзамен, но возраст и накопленный годами опыт помогали ему не показывать людям волнения.
— Перед вами, — начал он, — стоит один из первых врачей-татар. Странно звучит? Да, на сегодня странно. Ибо в одной только нашей больнице работают десятки врачей-татар. И не осталось в Советской стране ни одной нации, ни одной народности, которые не выдвинули бы своих врачей, ученых, инженеров… Но — вдумайтесь! Ведь чудо произошло в течение каких-нибудь десятков лет! Как же случилось это? Каким это образом — в прошлом темная, невежественная Русь, обогнав в столь короткий исторический срок многие цивилизованные страны, озарила весь мир новым светом? Приведу только один пример: по количеству выпускаемых врачей, по их подготовке наша
Профессор рассказал наиболее примечательные факты из своей биографии и закончил изложением своего жизненного кредо:
— Я жил и живу мечтой — видеть человека не подверженным никаким болезням. Наше государство отпускает на здравоохранение огромные средства — в не столь далеком будущем следует ожидать окончательной ликвидации многих опасных для жизни болезней. Иначе не может быть: ведь коммунизм — это здоровье народа!..
— К такому итогу пришел я — старый врач. Итог прожитой жизни! Легко сказать. Вот стоит перед вами седой профессор. Сколько житейских бурь пролетело над его головой! Сколько он мучился и сомневался, сколько радовался и снова проверял себя! Будучи одним из представителей старой интеллигенции, я ведь далеко не сразу принял революцию восторженным криком «ура». На моих глазах по огромной стране разливалась революционная волна. А потом разгорелась во всю мощь гражданская война. Разве мало было среди нас, старых интеллигентов, людей, не знавших, к какому берегу пристать. Некоторые искренне горевали над тем, что Россия погибает, цивилизация рушится. Но вот колеблющиеся оправились от потрясений, принялись засучив рукава работать вместе со всеми. Но разве не приходится нам преодолевать в борьбе новые и новые трудности?.. В этой борьбе — жизнь! И если уж старый интеллигент пришел в партию, то пришел навсегда. Пришел, чтобы с еще большей энергией отдать народу весь свой опыт, все свои знания!..
Чуть прищурив глаза, профессор смотрел на притихшее собрание. И чего только не было в этом взгляде! Но прежде всего — светились в его глазах ум и совесть.
4
С самого утра с крыш каплет. И солнышка не видно, и день вроде пасмурный, а капель позванивает да позванивает. Это уже не оттепель взбалмошной зимы, а настоящий апрель, когда капает с крыш и днем и ночью. Если прислушаться, можно уловить в этом перезвоне первую пробу весенних голосов, музыку пробуждения.
Но не каждому дано ее слушать. Мансуру сейчас не до весенней капели. Для него весь мир с его суетой, горем и радостями временно перестал существовать, хотя его ум, глаза, руки, самообладание не только не выключились, но были напряжены как никогда. Все мысли, чувства, интуиция были устремлены к операционному столу, отданы лежащему на столе больному. Больше Мансур ничего не знал и не хотел знать. Казалось, он не двинется с места, если даже на голову посыплется каменный дождь или загорится крыша над головой.
Врач-наркотизатор, стоящий у изголовья, вытирает кусочками марли капли пота, выступившие на лбу больного, и настороженно посматривает на приборы. Кажется, все идет нормально. Вдруг стрелки беспокойно прыгнули. Потом быстро поползли вниз. Врач-наркотизатор отдает хирургу распоряжение прервать операцию. Принимаются срочные меры для улучшения состояния больного.
Но стрелки продолжают ползти вниз, неумолимо приближаются к последней черте. За этой гранью — смерть. В различных лампочках поочередно зажигаются тревожные красные сигнальные огоньки. Сердце у больного перестало биться, дыхание замерло, пульс исчез. На лицах ассистентов, сестер, помогающих Мансуру, — боль и растерянность. Человек умер. Безжалостная смерть торжествует еще одну победу над медицинской наукой, над искусством хирурга.