Белый брат Виннету
Шрифт:
– Ты согласен со мной, что мы не должны убивать их?
– Белый украл у них землю, одного этого достаточно, чтобы выйти на тропу войны. Возможно, у них есть другие, не менее веские причины вести себя по отношению к нему враждебно.
– Мой брат, как всегда, справедлив. Я не хочу проливать кровь краснокожих воинов, поэтому мы поймаем одного из них.
Мы тихонько подошли к двери и, отодвинув засов, приоткрыли ее. В доме было темно и тихо, хозяева затаились, боясь пошевелиться. Так продолжалось довольно долго, пока я не почувствовал, что приближается разведчик. Я не оговорился не услышал, а именно почувствовал, так как со временем
– Посветите сюда, мистер Корнер, - позвал я поселенца.
– Посмотрите, кто попал в наши сети.
Старик зажег свечу из оленьего жира и поднес тусклый огонек к лицу индейца, чье горло я, опасаясь, как бы он не задохнулся, отпустил.
– Уфф! Гнедой Конь, вождь окананда!
– воскликнул Виннету.
– Моему брату Шеттерхэнду охота сегодня удалась на славу.
Полузадушенный краснокожий жадно и глубоко вдохнул воздух и с трудом выдавил:
– Виннету! Вождь апачей!
– Да, - ответил тот.
– Ты знаешь меня, но с моим белым братом тебе еще не доводилось встречаться. Ты расслышал имя, которое я только что произнес?
– Олд Шеттерхэнд?
– Да, это он, и ты уже испытал на себе его силу. Ты в наших руках. Как ты думаешь, что тебя ждет?
– Мои прославленные братья отпустят меня на свободу и разрешат уйти.
– Неужели ты действительно надеешься, что мы освободим тебя?
– Воины окананда не воюют с апачами, и между нами нет вражды.
– Окананда принадлежат к племенам сиу и в родстве с понка, напавшими на нас.
– Нам нет дела до понка.
– Гнедой Конь кривит душой. Я уважаю всех краснокожих мужей, но тот, кто поступает несправедливо, - мой враг, независимо от цвета кожи. Индейцы понка и окананда никогда не воевали друг с другом, а теперь еще и заключили союз. Как я могу тебе верить, если вы пришли сюда, чтобы убить и ограбить белых людей? Но Виннету и Олд Шеттерхэнд не позволят пролить кровь невиновных.
Вождь окананда угрюмо смотрел перед собой, обескураженный неожиданным поворотом дела.
– Великий вождь апачей Виннету прославил свое имя тем, что всегда поступал справедливо, - наконец нашелся Гнедой Конь.
– Но сегодня прав не он, а я. Разве это не наша страна? Разве любой, кто захочет здесь поставить свой вигвам, не должен спрашивать нашего разрешения?
– В этом ты прав, - вынужден был признать Виннету.
– Но белые люди не сделали этого, а значит, они виновны. Разве мы не имеем права прогнать их?
– Гнедой Конь говорит правду, но его правда однобока, как плохо пропеченная лепешка. Зачем жечь дом и убивать людей? Разве вы воры и убийцы, чтобы нападать ночью, как это делают белые грабители? Отважный воин не боится показать лицо врагу, он выступает открыто и громко заявляет о своих правах. А ты ведешь с собой сотню воинов, чтобы исподтишка убить пятерых спящих белых. Краснокожим мужам не пристало поступать так, и Виннету всем расскажет, что воины окананда - трусы.
Слова Виннету поразили Гнедого Коня в самое больное место: ни один индеец не может снести обвинения в трусости. Он хотел вскочить на ноги, но апач тяжелым презрительным взглядом удержал его на месте.
– На врага следует нападать ночью, - проворчал смирившийся вождь окананда.
– Краснокожие воины всегда так поступали.
– Только в том случае, если они действительно нападали на врага.
– Разве я должен упрашивать бледнолицых уйти из моих владений? Разве я должен просить, когда могу приказывать?
– Если Гнедой Конь может приказывать, то пусть приказывает, а не подкрадывается ночью, как вор. Пусть он выступит как хозяин этой страны и скажет, что не потерпит здесь присутствия бледнолицых. Пусть он назначит день, когда они должны будут покинуть его владения, и, если они не подчинятся, тогда он обрушит на них свой гнев. Если бы ты так и поступил, я считал бы тебя вождем, равным мне, но сегодня я вижу перед собой человека, по-воровски проникающего в чужой дом только потому, что он боится, что днем его оттуда прогонят палкой.
Вождь окананда отвел взгляд от Виннету и не ответил ему.
Я уже совершенно отпустил его, и он стоял перед нами, даже не пытаясь бежать, как человек, которого удерживают не путы, а нечто большее. Виннету, по лицу которого пробежала едва заметная улыбка, обратился ко мне с вопросом:
– Гнедой Конь думал, что мы вернем ему свободу. Что скажет на это мой брат Олд Шеттерхэнд?
– Он ошибся, - ответил я, подыгрывая Виннету.
– Гнедой Конь уже мертв. Да поджигатель и не заслуживает иного конца.
– Олд Шеттерхэнд убьет меня?
– воскликнул окананда.
– Убийство и наказание - это не одно и то же, - ответил я.
– Ты заслужил смерть.
– Неправда! Я нахожусь в моей стране!
– Сейчас ты находишься в вигваме бледнолицего, и неважно, в чьих землях он стоит. По законам прерии любой, кто врывается в чужой вигвам, должен умереть. Мой брат Виннету уже сказал тебе, как следовало поступить, и я с ним согласен. Ни один белый и ни один краснокожий воин не осудят нас, если мы отнимем у тебя жизнь. Но ты знаешь, что мы не любим проливать кровь, поэтому попроси вождя апачей объяснить тебе, чем ты можешь спасти себе жизнь.
Вождь окананда пришел сюда вершить суд и вдруг оказался в роли подсудимого. Он боялся нас, боялся смерти, хотя и пытался скрыть свои чувства. Наверное, он хотел привести еще какие-то доводы в свое оправдание, отстоять право на разбой и насилие, но ничего не мог придумать, и поэтому молчал и глядел на вождя апачей с надеждой и гневом в глазах. Я внимательно следил за его лицом и внезапно заметил, как он скосил глаза на Роллинса. Может быть, это была случайность, а может, нет, - тогда у меня не было времени задумываться над подобными загадками, - однако мне показалось, что в его взоре читалась мольба о помощи. Странно, но Роллинс действительно попытался вступиться за него.
– Вождь апачей не жаждет крови. Даже здесь, на Диком Западе, нельзя наказывать за преступление, которое человек еще не совершил.
Виннету пристально и с подозрением посмотрел на Роллинса и оборвал его:
– Откуда бледнолицему знать, чего жаждет вождь апачей? Я и Олд Шеттерхэнд не нуждаемся в чужих советах, поэтому не произноси лишних слов. Мужчина не должен болтать, он должен говорить только тогда, когда другие хотят его выслушать.
Как потом признался мне Виннету, он и сам не знал, почему предостерег Роллинса. Однако позже оказалось, что невероятное чутье апача и на этот раз не подвело его.