Белый царь – Иван Грозный. Книга 1
Шрифт:
Глава 1
У студеных морей
На Руси происходили поистине великие события. Расширялась территория государства, укреплялась власть Ивана, успешно проводились политические, экономические, военные реформы. В далеком Соловецком монастыре тоже имели место значительные изменения, оказавшие прямое влияние на будущность страны.
Еще в 1548 году, после венчания Ивана на царство и его свадьбы с Анастасией, соловецкий игумен Алексий предложил монастырскому собору в качестве своего преемника инока Филиппа, то есть Федора Колычева, который к тому времени прожил в монастыре почти восемь лет. Для всей братии подобное представление Алексия не стало неожиданностью, а, напротив, явилось само собой разумеющимся. Соловки до тех времен не видели более крепкого в вере, трудолюбивого, уравновешенного монаха, пользовавшегося непреклонным авторитетом.
К мнению этого достойного, уважаемого, рассудительного человека прислушивались и молодые послушники и почтенные, умудренные жизнью старцы. Посему решение собора было единодушным. Филипп стал игуменом Соловецкого монастыря.
С этого момента на Соловках начался новый этап развития. Филипп с присущей ему неуемной энергией сразу же взялся за работу, проявил недюжинные способности рачительного хозяйственника и умелого организатора. При нем братия поставила на каналах мельницы. На ближних островах и в поморских вотчинах были возведены новые хозяйственные сооружения.
Царь не забывал друга своего тяжелого детства. Он жаловал монастырю земли, деньги, утварь.
Игумен Филипп был участником Стоглавого собора, но в то время не смог встретиться ни с царем, ни с другом, князем Ургиным. Пробыв на Москве всего сутки, он занемог, лечился в одном из удельных сел, а потом отправился обратно на Соловки, где его с нетерпением ждала братия.
Необходимо отметить, что игуменство Филиппа происходило не совсем гладко. У него произошел серьезный конфликт со старцем Зосимой. Дело рассматривалось митрополитом Макарием. По нему было вынесено решение не в пользу старца.
Этот случай можно было бы вполне оставить без внимания, если бы он впоследствии не сыграл роковую роль в судьбе честного Филиппа. Старец Зосима уехал из монастыря, но на Соловках остались его приверженцы, возненавидевшие игумена и готовившие подлую месть.
Однако вернемся к нашему повествованию.
Шел июль 1557 года от Рождества Христова.
Вечером князь Ургин при свечах сидел в горнице своего дома в Москве. На улице лил дождь. Дмитрий все чаще проводил долгие, нудные вечера в одиночестве. Он в мельчайших подробностях вспоминал счастливую жизнь с Ульяной. Ему становилось то тепло и радостно, то холодно и грустно.
Раздался стук в дверь.
– Князь, это я, Кирьян!
– Чего стучишься, если знаешь, что на двери запоров нет? – недовольно спросил Дмитрий. – Входи!
Кирьян вошел.
– Князь, у ворот инок какой-то. Говорит, что желает тебя видеть.
– Инок?
– В монастырской черной одежде. С посохом.
– Зачем он пришел, ты не спрашивал?
– Нет. Очень уж голос у него властный. Думаю, непростой человек.
– Так проводи его сюда. Зачем под дождем держишь? Сам-то во двор, поди, и носа не кажешь! Поспешай к гостю. Захочет переодеться, дай, во что, и веди сюда.
– Слушаюсь, хозяин!
Кирьян ушел. Князь Ургин поднялся со скамьи, поправил рубаху и подумал, кого это еще принесло в поздний час? И с добром ли?
Человек в мокром черном одеянии с капюшоном, наполовину закрывавшем лицо, вошел в горницу, встал у входа, опершись о посох. Сзади, напрягшись, застыл Кирьян, готовый наброситься на пришельца, если тот замыслит напасть на хозяина.
Но человек в черном глухим голосом произнес:
– Мир дому твоему, князь Ургин. Тебе, Дмитрий Михайлович, родным и близким твоим года долгие! По Ульяне же и Агафье скорблю и печалюсь.
Ургин удивленно спросил:
– Кто ты?
Гость отбросил капюшон.
– Здравствуй, Дмитрий!
Князь застыл в изумлении.
– Федор? Колычев? Но как?..
Кирьян увидел, что хозяин знает гостя и угрозы никакой нет. Он тихо вышел в коридор, затворил дверь и остался рядом с ней. На всякий случай.
Человек в черном улыбнулся и напомнил:
– Не Федор, Дмитрий, а Филипп. Или забыл? Федор остался в далекой молодости.
– Ладно, пусть Филипп. Удивил!.. Да скинь ты мокрое, не к чужим, к своим пришел.
– Ничего, у тебя тепло, Дмитрий. Ряса быстро высохнет.
– Тогда садись на лавку. Вижу, ты устал. С Соловков пешком сюда шел?
Филипп вновь улыбнулся.
– Нет, конечно. Сейчас я уже не дошел бы. А вот от пристани дальней – пешком. Как раз под дождь. Хотел было к митрополиту явиться, передумал и к тебе, другу своему, пришел. Рад ли ты мне, Дмитрий?
– Он еще спрашивает! Только в растерянность ты меня, игумен, ввел. Мог бы и предупредить. А то не знаю, что и делать. Все так неожиданно!..
– Князь Ургин и растерялся?
– А ты бы спокойно на лавке сидел, заявись я к тебе в келью на Соловках? Вот так же нежданно, тайком, да под ночь?
– Извини, друг. А делать ничего не надо. Просто присядь, успокойся.
– Присядь?! Успею! Тебе с дороги поужинать надо. Кирьян! – позвал Ургин.
Слуга появился тотчас.
– Слушаю, господин!
– Давай бегом поварихе наказ передай, пусть ужин для дорогого гостя приготовит. И сюда все! Не в трапезную, а сюда, понял, Кирьян?