Белый царь – Иван Грозный. Книга 1
Шрифт:
– Ты считаешь, он ничего не знал о немцах и о лекарстве, которое они готовили вместе с Домной?
– Считаю, что не знал.
– А Адашев?
– Алексей Федорович мог знать.
– Мог, – проговорил царь. – Он выставил своих людей следить за работой. Зачем? Ему-то до того какое дело?
– Возможно, он хотел знать, удастся ли лекарям сделать нужное снадобье.
– Не затем ли, чтобы уничтожить его?
– Вряд ли. Адашев не пошел бы на это. Да и какой смысл уничтожать лекарство,
– Возможно, ты и прав, но снадобье уничтожено верным холопом Адашева. Вместе с лекарями. От этого не уйти.
– Но Большов сообщил тебе, что он хотел убить лишь одну Домну.
– Говорил…
Речь царя прервал Скуратов, буквально ворвавшийся в палату:
– Государь, из Коломенского плохие вести.
– Что? – Иван поднялся с кресла. – Что с Анастасией?
– Гонец передал, что ей стало плохо, она впала в беспамятство.
– Немедля коня!
– Слушаюсь. Я с тобой?
– Да. – Иван взглянул на Ургина.
Тот все понял и сказал:
– Я тоже, коли ты не против, отправлюсь с тобой.
– Едем!
Через полчаса конный отряд во главе с царем вихрем влетел в Коломенское. Иван спрыгнул с коня и побежал в опочивальню жены. Ургин и Скуратов последовали за ним.
У постели Анастасии сидел лекарь Рингер.
– Что с царицей, Курт?
Рингер поднялся, вытянул, как солдат, руки по швам, опустил голову.
– Мне не удалось вылечить царицу, государь. Поверь, я делал все, что мог, но оказался бессилен пред болезнью.
– Погоди, Курт. Вдруг еще можно что-то сделать? Царица, вижу, в беспамятстве. Может, она придет в себя, и дело пойдет на поправку? Что молчишь?
– Я боюсь твоего гнева.
– Да не думай ты о том. Надо царицу спасать.
– Уже бесполезно.
– Что ты сказал? Бесполезно? Значит, царица умирает?
– У нее проявились те же признаки, что и у баронессы Греты фон Хартманн перед самой ее кончиной. Я ничего не могу сделать.
– Пошел вон!
Иван присел на край постели жены.
Она лежала бледная, глаза закрыты, на лице гримаса боли. Похудевшее тело вздрагивало. Иван взял ее руки в свои ладони. От них веяло холодом.
– Настенька! – проговорил он, склонившись над женой. – Очнись, родная, прошу.
В опочивальню вошел митрополит Макарий. Он тоже получил тревожное известие из Коломенского и немедля прибыл туда.
– Как она? – спросил Макарий.
Царь ответил:
– Плохо, владыка!
– Исповедоваться бы надо, да без сознания наша царица.
Иван схватил митрополита за золоченое одеяние.
– Она должна жить, Макарий! Понимаешь, должна!
– Успокойся, государь, Господь милостив. Молись!
– Да я молюсь. Только не слышит меня Господь, опять посылает мне испытания. Не слишком ли часто.
– Не богохульствуй, государь.
– Оставьте меня с Настей! Все уйдите!
– Но мне следует быть при царице, – воспротивился Макарий.
– Очнется, позову. А сейчас уходите!
Митрополит, князь Ургин, Малюта Скуратов покинули покои царицы.
Иван всю ночь сидел у постели любимой жены и не переставая умолял Господа вернуть Анастасию к жизни. В пятом часу утра царица пришла в себя.
– Настенька! Слава Богу! Я сейчас лекарей кликну.
– Не надо, родной. Мне сейчас очень хорошо. Видишь, как солнышко светит? – В палате горели свечи. – А на полянке-то сколько ромашек? Вон из реки и Дмитрий наш вышел, а говорили, будто потонул он. Ой, а с ним и Аннушка, и Маша. Все наши детки. Живые, здоровые. Соловушка поет. А почему на тебе кафтан? Тепло же!
– Да, Настенька, тепло. А кафтан? Я сниму его. Сейчас, родная.
– Свет вдали видишь, Иван?
– Где, Настенька?
– А вон, меж облаками. К нему дорожка из цветов. Я так хочу туда. Ты отпустишь меня?
Иван понял, что Анастасия бредит, позвал лекаря и митрополита. Сам отошел к оконцу, к князю Ургину, который появился с Макарием и Рингером.
– Не могу на это смотреть, Дмитрий. Умирает Настенька. Она говорила, как ей хорошо, видела наших умерших детей. Неужто это все, Дмитрий?
– Кто знает?
Макарий исповедовал царицу и молча вышел из покоев.
Рингер вновь встал у постели.
– Что? – спросил царь.
– Она умирает.
Иван подошел к постели. Анастасия окончательно пришла в себя.
Сейчас она понимала, что происходит, попыталась улыбнуться и сказала:
– Вот, любимый мой, и кончилась наша жизнь. Ты не горюй без меня. О сыновьях заботься. Особо о Феденьке, слабенький он. Помни, я всегда любила тебя больше жизни. Только короток оказался век нашей любви.
На глазах царя выступили слезы. Он нагнулся над Анастасией. Тело ее пробили предсмертные судороги. Иван уткнулся в грудь жены и заплакал, не стесняясь своих слуг. Затем смахнул слезы и стал целовать лицо Анастасии.
Князь Ургин поднял его.
– Государь! Я как никто другой понимаю твое безмерное горе, но ничего уже не поделать. Господь забрал к себе нашу благоверную и кроткую Анастасию.
– Но почему так рано, Дмитрий? Ведь ей не было и тридцати лет.
– Каждому человеку на этой земле отведен свой срок. Все мы уйдем в мир иной. Кто раньше, кто позже.
Иван огромным усилием воли сумел взять себя в руки, вытер лицо платком, подошел к мертвой жене, поцеловал ее в холодные губы и проговорил: