Белый царь – Иван Грозный. Книга 2
Шрифт:
Опекунским советом правил Овчина, и бояре подчинялись ему. Великая княгиня, разделавшись с Андреем Старицким, успокоилась. Тем более что дума постановила величать ее великой княгиней Московской и всея Руси. Враги, открыто выступавшие против правления Елены, томились в темницах или лежали в земле.
Опасности вроде ждать было неоткуда, однако она неумолимо приближалась. Не издалече, не из татарских ханств, не из Литвы, но оттуда, откуда и не подумаешь. Из самой Боярской думы. Сети подлого заговора медленно, но верно окутывали великокняжеский дворец.
Поздним
Вскоре за столом собрались Шуйские и князь Дмитрий Бельский.
– Мы собрались здесь для того, чтобы решить, как противостоять все более усиливающемуся влиянию Овчины на правительницу, – начал совет Василий Шуйский.
– Противостоять уже поздно, – сказал Иван, его брат. – Нам необходимо принимать меры. Иначе Овчина-Телепнев от имени Ивана при полном покровительстве княгини отправит всех нас в темницу, как братьев наших, Андрея Шуйского и Ивана Бельского.
– Если не на плаху, – добавил Дмитрий Бельский.
– Если не на плаху, – согласился с ним Иван.
– Хорошо. Давайте обсудим этот вопрос, – заявил Василий Шуйский. – Кто выступит первым?
– Я, – сказал Иван. – Скажу одно. С литвинкой Глинской надо кончать.
– Вот как! – воскликнул Василий. – Сразу с великой княгиней? Почему не с Овчиной? Ведь это он влияет на Елену. По его наущению она одних подвергает опале, других.
– А потому, брат Василий, что без покровительства княгини Овчина никто, – ответил Иван. – Свалив Телепнева, мы вызовем только гнев Елены. Если она прознает, кто посягнул на ее фаворита, то ждать смерти всем нам придется недолго. Убрав же Елену, с Овчиной мы расправимся легко и быстро. Бояре ненавидят его, защищать Телепнева будет некому.
Василий Васильевич повернулся к Бельскому.
– А что скажешь ты, князь Дмитрий?
– Скажу, что Иван Васильевич прав. Коли рубить, то голову. А голова теперь, как ни крути, – великая княгиня. Я за то, чтобы убрать эту иноземку. Но при условии, что брат мой Иван потом будет выпущен из темницы и получит обратно все свое имущество. Мы займем равное с вами, Шуйскими, место и в опекунском совете, и в думе.
– Равных в совете и думе быть не может. Кто-то должен стоять выше, князь Дмитрий, – проговорил Иван Шуйский. – Тут наше условие таково: главным станет Василий Васильевич. Вам же, Бельским, будет возвращено прежнее положение во всем и право влиять на решения совета и думы. Шуйские и Бельские начнут править государством от имени Ивана. А потом посмотрим.
– Ладно, – сказал Дмитрий. – Да будет так. Как вы намерены убрать Глинскую?
Василий Васильевич усмехнулся.
– Позволь, князь Дмитрий, оставить это на наше усмотрение.
– Что ж, тем лучше.
– Значит, порешили?
– Порешили! – ответили Иван Шуйский и Дмитрий Бельский.
– Скрепим же наш договор клятвой.
Заговорщики разъехались за полночь.
Март в этом году выдался холодным. Зима не желала уступать своих позиций. Дул сильный ветер, осыпал землю колючим, злым снегом. В городе было безлюдно, оттого совет Шуйских и Бельского остался тайным. Хозяина же того дома утром второго дня соседи нашли в сенях мертвым.
Наступило 3 апреля 1538 года. Правительница проснулась как обычно, в 7 часов утра. Приведя себя в порядок, она прошла в покои Ивана.
Елена была весела, обняла сына, лежащего в постели, и сказала:
– Посмотри, Ваня, в оконце! Солнце светит, весна наконец пришла.
– Мы теперь долго гулять будем?
– Да, сын, и не только по двору, но и на луга ездить, в леса, по реке плавать. Жизнь веселее, радостнее станет. Вставай! Мамка Аграфена поможет тебе одеться и приведет на молитву. После завтрака мы с тобой немного позанимаемся, потом ты с детьми боярскими пойдешь играть на улицу.
– Хорошо, мама.
– Вставай, дорогой.
Великая княгиня вышла из покоев сына, куда сразу направилась Аграфена Челяднина. В коридоре у лестницы она встретила Овчину-Телепнева.
Князь поклонился.
– Доброе утро, государыня!
– Доброе, князь! Смотрю, вроде настроение у тебя нехорошее. Почему в такой-то чудесный день?
– Нет, Елена, настроение у меня обычное.
– Что на Москве?
– Тоже все как обычно.
– Что-то ты от меня скрываешь, князь. Женское сердце не обманешь.
– На душе неспокойно, а почему, не ведаю!
– Пойдешь с нами гулять, душа и успокоится.
Овчина-Телепнев невесело улыбнулся.
– Она и сейчас, как поговорил с тобой, успокаивается.
– Вот и хорошо. Пойдем в храм. Помолимся, радостно станет.
Дмитрий Ургин приехал в Кремль около полудня. Ратник особой стражи Матвей Гроза, являвшийся в тот день начальником наряда, доложил князю о том, что никаких происшествий не случилось. Княгиня Елена только что вернулась во дворец с прогулки вместе с малолетним великим князем.
Выслушав стражника, Дмитрий направился туда же, но не успел подняться по лестнице, как услышал крики. Он бросился к покоям Ивана, но сразу понял, что вопли исходили из опочивальни великой княгини.
Дмитрий вошел в покои правительницы и увидел страшную картину. Елена лежала на полу, раскинув руки. Ее пышные волосы разметались по каменьям, красивое лицо исказила безобразная гримаса. Тело билось в судорогах, изо рта показалась пена. Рядом, застыв, стоял Иван. Кричала Аграфена.
Дмитрий выскочил в коридор.
– Стража! Лекарей сюда, быстро!
Появился и князь Овчина.
– Что здесь? – спросил он у Дмитрия.
Тот молча кивнул в сторону опочивальни. Овчина бросился туда. Прибежали лекари. Дмитрий хотел увести отсюда малолетнего великого князя, но Иван не пошел. Он прижался к Дмитрию, крепко сжал его стан и широко открытыми от ужаса глазами смотрел, как лекари пытаются спасти его мать.
В течение часа они боролись за жизнь великой княгини, но тщетно. Во втором часу пополудни Елена на какое-то время пришла в себя и протянула руку к Ивану. Дмитрий подвел к ней сына. Елена успела перекрестить мальчика и вновь потеряла сознание. По стройному телу пробежала судорога. Голова великой княгини склонилась набок.