Белый круг

Маркиш Перец Давидович

Высказавшись, Фрол Романович обернулся к свите, приглашая сотрудников разделить его уважение к рабочему классу. Свита засуетилась, заулыбалась и, стоя на месте, пришла, однако, во взволнованное движение, как полевые цветы от дуновения летнего ветерка.

А Фрол Козлов, вполне удовлетворенный, проследовал дальше по коридору: топ-топ, топ-топ.

Справив свои культурные дела, Попков в приподнятом настроении вернулся в министерство и первым делом потребовал календарь памятных дат, для внутреннего пользования. Календарь был доставлен без проволочек. Из этого ценного справочника Попков узнал, что

до дня рождения Фрола Романовича Козлова, члена Политбюро, остается еще месяц и двадцать три дня. Времени было достаточно.

Уже вечером Попков выехал "Красной стрелой" в Ленинград, на подведомственный ему славный фарфоровый завод. Можно было, конечно, вызвать директора в Москву, но дело носило государственный характер, и неожиданное появление министра на заводе гарантировало должный эффект.

Сидя лицом к лицу с перепуганным насмерть директором, Попков отдал устное распоряжение: в ударном порядке изготовить подарочный уникальный сервиз на двадцать четыре персоны. Как царский: узоры, цветы. И на каждой тарелке, на каждой чашке чтоб были инициальчики, вензелечек золотом: ФРК. Перевести предприятие на три смены, материалы - отборные, специалисты лучшие. И на супнике - нет, лучше на гусятнице - дарственная надпись: "Глубокоуважаемому Фролу Романовичу от Попкова с пожеланием хорошего аппетита и здоровья". Все.

– Так какой же сервиз?
– озабоченно уточнил директор.
– Столовый или чайный?

– Что?
– ужасным голосом спросил Попков.

– Вы же сами говорите "чашки", товарищ министр, - совсем смешался директор, - а потом сами же говорите "гусятница"...

– Общий!
– выкрикнул Попков, как будто поднимал роту в решающую атаку под шквальным вражеским огнем.
– Головой отвечаешь, директор!

В день рождения Фрола Романовича Козлова, около шести часов вечера, две черные министерские "Волги" подъехали к первому, внешнему КПП загородной резиденции члена Политбюро. В первой сидел министр, вторая по крышу была набита картонными коробками. Смеркалось, над пустой лесной дорогой сгущалась изумрудная тень. Молоденький капитан вышел из бетонной караулки и занял позицию позади опущенного шлагбаума. Попковский водитель затормозил и остановился.

– Куда?
– поглядев на номерной знак "Волги", сурово справился капитан.

– К Фролу Романовичу, - начальственным тоном сообщил Попков. Открывай, служилый!

– А что во второй машине?
– спросил капитан.

– Подарки, - сказал Попков.
– Не видишь, что ли?

– Фамилия!
– потребовал капитан.
– Ждите!

И, секретно закрывшись в караулке, взялся кому-то названивать по телефону.

– В списке не значитесь, - вернувшись к шлагбауму, дорожил капитан. Отъезжайте!

– Да я министр!
– высунувшись в окошко, закричал Попков.
– Открывай, говорю! Неприятностей давно у тебя не было, черт бы тебя драл?

– Вас все равно от второго КПП завернут, - подумав, сказал капитан. Но, подав знак автоматчику в будке, поднял шлагбаум.

– Давай, рули!
– указал Попков водителю, сидевшему индифферентно.

Дорога расширилась и сделалась прямой, как линейка. Кругом сдержанно шумел дикий лес. Через километр появился высокий

забор с гостеприимно распахнутыми воротами. Дом нельзя было разглядеть в глубине участка, зато не доезжая ворот высилось укрепление вроде ДОТа. Был тут и полосато раскрашенный шлагбаум.

Из укрепления выбежал на прямых ногах седой полковник и остановился посреди дороги. Лицо офицера выражало решительность и непоколебимость при исполнении долга.

– Стой!
– приказал полковник и вздернул руку, как будто в ней уже темнел пистолет.
– Выходи из машины!

Попков подчинился.

– Ты мне не "тыкай", - проворчал Попков не слишком громко.
– Я министр.

– Документы!
– протянул руку полковник.
– Быстро!

Попков безмолвно достал из кармана красную кожаную корочку. Дело принимало досадный оборот. Полковник мог и пихнуть, и руки закрутить.

– Немедленно разворачивайся, и чтоб духу твоего тут не было!
– решил полковник, изучив корочку.
– Сюда допуск есть только союзным министрам, а ты кто? Вот же по-русски указано: республиканский!

Полковник, как видно, раздумал открывать стрельбу, и это подлило Попкову бодрости.

– Меня Фрол Романович пригласил, - сказал Попков просительно.
– Мы с ним на одном заводе работали, даже в одном цеху. Я ж поздравить приехал, вот подарки привез.
– Он махнул в сторону грузовой "Волги".
– Пропусти, полковник!

– Тебя в списке нет, - с долею все же сочувствия сказал седой полковник, а потом, прогнав от своего мужественного сердца постыдное чувство, заорал: - Ехай отсюда, сказано тебе!

Фрол Романович прогуливался с гостями по выложенной мраморными плитками дорожке, продуманно осыпанной золотыми осенними листьями. Шум скандала привлек его внимание, он не спеша направился к воротам.

– Эй, что там, Михеев?
– по-хозяйски озабоченно справился Фрол Романович.

– Тут министр приехал, - вытянувшись, доложил обстановку полковник. Говорит, подарки привез.

– Какой еще министр?
– удивился Фрол.

– Попков я!
– закричал министр, не заходя, однако, за шлагбаум.
– Фрол Романович, поздравляю от всего сердца! Здоровья, счастья!

– Пусти его, - сказал Фрол полковнику Михееву.

Министр нырнул под полосатое бревно и, оправляя парадный пиджак, подбежал к Фролу Козлову.

– Вижу, что Попков, - сказал Фрол.
– А чего ты, Попков, приперся? Кто тебя звал?

– Так я же поздравить, Фрол Романович!
– потянулся оправдываться Попков.
– В календаре же в нашем написано про вас, про сегодня! И все мое министерство меня уполномочило...

– Ты вот что, Попков, - сказал Фрол Козлов, задумчиво глядя.
– Ты пойми своей глупой головой, что тут сейчас ниже членов Президиума ЦК никого близко нет. Цвет партии, совесть народа! Куда ж ты лезешь с суконным рылом да в калашный ряд? Неси подарки вон в помещение - и будь здоров!

И, наблюдая, как Попков перетаскивает тяжелые коробки в караулку, по-отечески заключил:

– Никогда впредь не нарушай партийную этику!

В том, что евреи додумаются до чего хочешь, Мирослав Г. ничуть не сомневался: как почти всякий гой, он был склонен преувеличивать еврейские возможности.