Белый легион: Террор не пройдёт!
Шрифт:
Мертвенно светящие лампы. Кафель. Алюминиевые столы. И синюшные тела. Одно из них — Гурвича. От этой яркой картинки, будто волшебным фонарём высвеченной в голове, пришёл запоздалый страх… Такая противная вещь. Тот ужас, который ты не добрал в минуту опасности, потом вползает удавом в душу и сдавливает тебя упругими, душными кольцами.
Запоздалый страх — большой искусник на такие яркие картинки. Тело в морге рядом с тем самым «афганцем». Скальпель патологоанатома взрезает бесчувственное тело. Это могло бы случиться с ним, с единственным и неповторимым, с центром
— На улице Зеленой произошло бытовое убийство на почве распития спиртных напитков, — продолжала перечислять дикторша криминальные новости мегаполиса. — На Литовском бульваре обнаружен с колото-резаными ранами труп кавказца…
Трупы. Трупы. Трупы. И не затупятся ножницы того, кто в этом гигантском городе обрезает нити жизни. У него много работы — от часа к часу, изо дня в день. Реки крови. Город тонет в крови.
Гурвича передёрнуло от этой картины.
Те, кто охотится за ним, все-таки вычислили Аллу. И неизвестно, кого ещё. Они широко раскинули свои сети. Надо бежать… Надо бежать из города. В тайгу. В Сибирь… Кто его найдёт в тайге, в Сибири?
А может, за бугор умотать? Хотя бы на Украину… Не выйдет. Загранпаспорт на его квартире, а туда не попадёшь — опасно.
Плохо все. Безысходно…
Яркие, наверное, в морге лампы. И под ними мёртвое тело. Его тело…
На этот раз он налил полный стакан. И махом опрокинул его. Крякнул — дыхание перехватило…
Анжела с одобрением посмотрела на него. Если мужик пьёт, значит, душевно выздоравливает.
После двух третей бутылки он отключился. Повалился на диван. И захрапел.
Анжела ласково поцеловала его в щеку. Потратила какие-то полчаса, чтобы наспех привести себя в порядок. Жирно накрасила сексуальные пухлые губы, которые почему-то всех мужиков наталкивали на одну и ту же мысль. И отправилась на работу.
Сбылась её давняя мечта — она поднялась в табеле о рангах, переместившись из придорожной забегаловки в приличную гостиницу. Притом в самый центр, считай, у Кремля — в «Россию», которую ещё прозывали «Кавказской пленницей». Говорят, лет десять назад, когда она была государственной, её облюбовали дети южных народов. Любовь эта была настолько крепкой, что при начале дележа государственного имущества её приватизировал ичкерийский клан.
Анжеле здесь нравилось. Работала четвёртый день. Правда, платили ненамного больше, чем на улице. Зато куда спокойнее. Клиентов полно. Менты свои — только успевай им отстёгивать да иногда обеспечь субботник — это дело житейское, не жалко.
Привела её сюда подружка Лиля, исполнившая давнее обещание. И теперь они дежурили в свободном номере. Тихо звучал телевизор на неизменном музыкальном канале. Вечер не задался — ни одного завалящего сексуального страдальца. Поэтому время пережигалось на болтовню, сплетни. Лиля перемывала косточки своим клиентам, не скупясь на уничижительные характеристики.
— На
— Понятно, — задумчиво кивнула Анжела…
— В прошлом году, помню… — продолжала журчать Лиля. Опыт у неё был богатый, хотя по виду — совсем малолетка. На её невинный вид и голубые глаза клевали многие.
Анжела слушала её невнимательно.
— А ты чего? — Лиля, наконец, прикрутила немного вентиль и обратила внимание на странно мечтательный вид подруги.
— Да у меня все ништяк. С парнем сейчас живу, — вдруг преисполнилась гордости Анжела. — Хороший такой мальчишечка. Такой здоровый. Борода классная… И у-умный…
— Чего, образование верхнее?
— Кандидат наук.
— Бог ты мой, как тебя угораздило? — ехидно произнесла Лиля. — Голозадый, нищий, зато в мозгах куча философского дерьма, которое никак не обращается в бабки.
— Да нет, бабки у него есть. Немного, но есть.
— Короче, ты его кормишь!
— Не кормлю! Помогаю. — Понизив голос до заговорщического, она произнесла: — Он скрывается.
— От кого?
— От бандитов, наверное. Или от ментов… Или от КГБ…
— Да ладно насвистывать!
— Правду говорю.
Тут телефон зазвенел. Звонила дежурная по восьмому этажу:
— Девочки, вас там заждались.
— Не хачики? — опасливо спросила Лиля.
— Казахи. Но смирные. Интеллигентные.
— Ладно. А то хачики в прошлый раз мне грудь сигаретой жгли.
— Ну быстрее. Они ждут.
Лиля положила трубку.
— Ну что, подружка. Пошли. Тебе надо деньги на твоего беглого умника зарабатывать…
Человек так и стоял на коленях. Похоже, его эта поза вполне устраивала. По щеке текла одинокая слеза. Он вызывал у Сельмурзаева чувство гадливости и презрения. И, как ни странно, жалость.
— Встань, будь мужчиной! — прикрикнул депутат. Невысокий мужчина неопределённого возраста, с жиденькими волосами и пухлыми щеками поднялся.
— Снимите с него наручники, — велел Сельмурзаев. — Он опасен не больше дождевого червя.
— Спасибо, спасибо, — закивал человек.
— Тебя как звать, свинья?
— Анатолий Алексеевич.
— Алексеевич. Это серьёзно… Ну, присаживайтесь, Анатолий Алексеевич.
«Шестёрки» притащили в сырое подвальное помещение мягкие стулья. Пленный осторожно присел на краешек и уставился в пол. При этом его била дрожь.
— Ты мне скажи, чего у тебя, насекомого, общего с Сашей Кандагарским? Отвечай, свинья!
— Ничего… Ничего…
— Ты откуда такой взялся?
— Из Новосибирска. Я бизнесмен.
— И чем ты торгуешь, козёл прыгучий? — Депутат Госсобрания в выражениях не стеснялся.
— Продукты питания.
— Фирма своя есть?
— Не на меня записана.
— И зачем Саше новосибирская фирма?
Анатолий Алексеевич болезненно поморщился и промолчал.
— Ты жив, пока говоришь правду. Понял, насекомое?