Белый лоцман
Шрифт:
Сколько красоты! Сколько солнечного блеска! Но лодка? Где она? Разве можно думать сейчас о красоте, когда у него нет ни капли воды!
Он побежал вдоль берега, проверяя — не унесло ли ее течением. С камня на камень, с рифа на риф…
Заметив выброшенную на берег касатку, невольно вскрикнул и пошептал: — Ну и страшилище!
Но не остановился, сейчас ему предстояло нечто более важное. Он перебрался через мелководье к заливчику, где прятались во время нападения касаток Меченая и ее детеныш. И тут, в сотне метров от рифа, увидел покачивающуюся на волнах лодку.
Но как добраться до нее! Дождаться, пока ее прибьет к берегу приливом?
И вдруг человек заметил, что течение — хотя и медленно, почти незаметно — увлекает лодку к югу, все дальше и дальше от острова. Неужели он оставит ее так? Неужели откажется от этой единственной надежды на спасение — сейчас, когда остался и без воды?
У ног его струилась теплая родниковая вода, заполнившая весь залив. Целый залив пресной воды! А он даже и не подозревал этого.
Несчастный видел только одно: белая лодка уплывает ют него на юг.
Будь что будет! Касаток наверное нет поблизости, раз тюлени играют так беззаботно. И он нырнул в волны. Открыл глаза. Какая красота! Какая чудесная синь струится вокруг, плещет ему в глаза, словно бьет ключом отовсюду — снизу, сверху… Солнечные лучи, преломленные волнами, ткут волшебную сеть из своих перламутровых нитей, и каждая нить — многоцветная радуга. Волшебный мир льющейся синевы, какой-то многогранный хрусталь, сквозь который проглядывает неглубокое дно, поросшее водорослями и кораллами.
Столько красок! Наверное ни один земной лес, покрытый инеем осенних заморозок, не может сравниться с пышным великолепием подводного леса. Водоросли, кораллы, актинии, морские лилии, анемоны, гвоздики, звезды, мидии, улитки, ежи, пестрые рыбы — все это расцвеченное причудливейшими, невероятными красками. Словно ожила волшебная сказка!
Ему уже не хватало воздуха и, вынырнув на поверхность, он поплыл к лодке.
Быстрее! Быстрее!
До цели оставалось около десятка метров — не больше, — когда навстречу ему выскочила обезглавленная черепаха. Сейчас ей не хватало и задней ноги, но все же она жила и даже плавала. Изумленный ее видом, человек свернул в сторону и лишь тогда разглядел над водой трехугольный плавник больной акулы. У него перехватило дыхание. Новая волна приподняла рыбу и сквозь прозрачную водяную стену, как сквозь стекло аквариума, он увидел ее всю. Зеленые глаза хищницы смотрели на него с такой холодной злобой, с такой неутолимой алчностью! В разинутой полукруглой пасти блестели беспощадные зубы, нанизанные в три ряда — три страшных белых пилы. Она устремилась к нему, оскалившись, как злая собака. Жабры ее судорожно вздымались, кривой хвост изгибался почти над водой. На брюхе у нее, висели три рыбы-прилипалы, вцепившиеся в ее кожу присосками своих плоских голов.
Акула была небольшая, не длиннее трех метров, но все же акула! Повернуть назад? Бессмысленно — берег далеко, отчаянно далеко! Тогда к лодке? Но как раз оттуда и надвигался враг! Мозг его работал так быстро, так лихорадочно, как никогда. Он где-то слышал, что дерзость человека может прогнать подобного хищника, или хотя бы увеличить шанс на успех. Дерзость! Стиснув до боли зубы, он поплыл навстречу врагу. И действительно, акула отступила. Повернулась, вяло, утомленно отплыла шагов на десять от него, но неожиданно изменила свое решение и снова повернула в его сторону. Человек вытащил нож.
10
Целое утро Белый ловил маленьких кальмаров Он обнаружил их на рассвете, на глубине в тридцать-сорок метров, когда они увлеченно преследовали, вытянув вперед свои длинные щупальца, косяк камсы Он нырнул под них и шумными ударами погнал к поверхности Их было много, тысячи бело-розовых моллюсков с выпученными черными глазами.
Испуганные его внезапным появлением, кальмары помчались, словно целая туча живых ракет. Насосы их выталкивали воду все быстрей и быстрей. Достигнув поверхности, они взмывали над ней (авось удастся спастись!) и неслись так сто-двести метров, подобно летающим рыбам
Но неожиданно Белый прервал охоту, и кальмары, пролетев еще метров сто над водой, попадали в нее, будто скошенные пулеметной очередью.
Дельфин повернул назад. Что-то влекло его туда, на запад, где над горизонтом висело небольшое пышное облачко Единственное облако на чистом голубом небе.
Скорее обратно, к скалистому острову, к тому странному доброму существу, которое спасло его от акулы, которое прогнало осьминога, которое кормило его рыбой и так весело играло с ним, к единственному доброму существу среди скопища беспощадных врагов, единственному — после того как не вернулось другое доброе существо, которое спасло его от касатки и исчезло… Навсегда…
В сущности, что влекло его туда? Привязанность, любовь, благодарность? Или какая-то подсознательная, неудовлетворенная потребность в ласке, желание близости, взаимности, заложенное в любом живом существе миллионы лет тому назад, в ту невероятно далекую эпоху, когда одиночные клетки, раз поделившись, уже не рассеивались, а оставались объединенными в группы, общества, организмы.
Стремление к дружбе!
Он вздрогнул. Знакомый звук долетел до его слуха. Это в сотне метров от него всплыл подышать воздухом после длительной охоты около самого дна слепой кашалот. Большой наклонный фонтан, потом глубокий вдох, второй фонтан, пониже, опять вдох, третий фонтан, четвертый, пятый, десятый, двадцатый…
Видно, просидел он под водой дольше, чем следовало.
Дельфин был уже далеко, когда кашалот, сделав последний вдох, стал снова погружаться в свое царство. Хвост его мелькнул над водой, как гигантская черная бабочка, и исчез. А что это там, вдали?
Белый подпрыгнул над водой и увидел их. Касатки, шайка морских пиратов! Они летели, будто эскадра быстроходных скутеров.
Кого они преследовали так стремительно?
Но нет! Сейчас они сами спасались бегством от какого-то страшного врага.
Белый замер прислушиваясь. И тут же уловил приближение огромной стаи морских змей, которые неслись прямо на него, — сотен, тысяч покрытых желтыми и черными пятнами змей, зловещей смертоносной стаи, от ядовитых зубов которых бежало все живое.
Лишь несколько акул не захотели сойти с их пути и врезались в стаю, широко разинув свои пасти, — лишь они со своей ненасытной, безрассудной жадностью.
Не дожидаясь пока змеи приблизятся, Белый пустился вслед за пролетевшими мимо него касатками. Сейчас они были менее страшны. Инстинкт и опыт, приобретенный еще его прадедами, недвусмысленно подсказали ему это.