Белый лоцман
Шрифт:
Потому что другой инстинкт, который был сильнее всего, снова звал его к беснующемуся стаду, к себе подобным. Он как бы забывал о недавней схватке и приближался к дельфинам.
И опять Оскаленный набрасывался на него. Боли в животе, причиняемые ненасытными глистами, истощили его и озлобили пуще прежнего.
Так прошло целых три дня!
Даже и ночью, перед рассветом, когда Белый пытался примкнуть к дремлющем на волнах дельфинам, караульные тут же обнаруживали его и, разбудив стадо, своем прогоняли.
До каких пор будет он продолжать эту бессмысленную погоню за ними?
К вечеру туман несколько рассеялся, но солнце не показалось. Небо затянула темная завеса туч, и океан ощетинился, стал еще мрачнее. Пошел снег. Мокрые снежные хлопья таяли, не достигнув морской поверхности, и все же вода похолодела. Покачиваясь на волнах, спал старый синий кит — великан океана, тридцатиметровый айсберг из мяса и жира. Дельфины окружили его, но в тот же миг смертельный ужас заставил все стадо содрогнуться: вдалеке показалась шайка касаток, и впереди — их старый вожак с гарпуном в спине — сильный, здоровый.
Кит, не подозревая об опасности, крепко спал, тяжело пыхтя и сопя.
И вдруг вся стая бросилась к нему, накинулась на него сверху, вцепилась зубами в его губы. Ошеломленный кит лишь перевернулся от ужаса на спину и замер. А хищники яростно рвали его тело.
Дельфины, словно обезумев, летели вперед. А вместе с ними и Белый. Они сбавили ход только когда обреченный кит и его мучители остались далеко позади, и шум жестокой расправы затих, заглушенный другими звуками моря.
Уже совсем стемнело. Лишь на западе, над горизонтом, вспыхивали последние зарницы, но вскоре и они погасли.
И именно в это мгновение, когда уже спустился полный мрак, вода побелела, заискрилась от множества всплывших светящихся организмов. Удивительное, сказочное сияние! Каждый гребень пламенел огненной пеной, каждая капля, брызнувшая над волной, была жемчугом, по спинам дельфинов скользили жемчужные струи, жемчужные борозды оставались там, где они прошли. Мерцали, словно светляки, бесчисленные светящиеся рачки. Караваны медуз плыли куда-то, словно роскошные неоновые лампы.
Убедившись, что опасность миновала, Оскаленный снова вспомнил о своем белокожем враге, который во время их бегства успел пробраться в стадо. Челюсти его свирепо защелкали. Опять он здесь? Когда же, наконец, он перестанет вертеться у него под носом, раздражать его, напоминать о том страшном времени унижений?
Атака была молниеносной. Прежде чем Белый успел понять угрожавшую ему опасность, его окружили разъяренные самцы. Пытаясь спастись, он отпрыгнул назад, но путь к бегству был отрезан.
Оскаленный решил покончить с ним раз и навсегда. Он добрался до его нижней челюсти, вцепился в нее и замотал головой, чтобы сломать ее, оторвать.
Но Белый был ловок. Почувствовав, какая над ним нависла опасность, он быстро перевернулся на бок, что-то крикнул, но челюсть его уже была спасена. Ей не хватало лишь трех сломанных зубов.
Нападающий снова налетел на него. И снова попытался захватить его челюсть. Он должен был сломать ее! Остальные самцы не отставали от вожака — ударяли своего врага лбами, кусали его за плавники, хвост.
Белый почувствовал, что слабеет. Не было времени даже передохнуть. Он, как видно, проигрывал сражение.
Но прежде чем признать себя побежденным, он собрал все силы и, перевернувшись на спину, неожиданно вцепился в нижнюю челюсть противника. Они бешено завертелись в воде, заскрипели зубами — каждый стремился быть сверху, чтобы можно было дышать и не выпускать врага на поверхность, не давать ему вздохнуть.
Жестокая, подлая борьба!
Остальные дельфины отскочили в стороны, не в силах помочь своему вожаку в этой кровавой схватке. Они понимали, что это не просто драка, которая закончится несколькими царапинами, но борьба не на жизнь, а на смерть.
Вода кипела все сильнее и сильнее, вспыхивала зеленоватым пламенем, а вокруг плескалось море, покрытое нежным перламутровым кружевом, словно сплетенным из лунного света. Летающие рыбы носились по воздуху сверкающими стайками, оставляя на своем пути капли расплавленного серебра.
Белый понимал — силы его на исходе. И потому решил — надо положить конец борьбе. Или — или…
Самый быстрый среди быстрых! Самый жестокий среди жестоких!
Он резко рванулся в сторону и — хруп! — челюсть противника осталась у него в зубах.
Оскаленный закричал от боли, отскочил от врага и кинулся в бегство. За ним последовали остальные самцы, а Белый, задыхаясь от усталости, но гордый своей победой, бросился вслед за ними, чтобы, подчиняясь неписанному закону своего рода, занять завоеванное место вожака.
Увы! Лишь сейчас он почувствовал, как изнурен жестокой схваткой, как ноет его избитое тело. А стадо все удалялось, и, наконец, совсем исчезло из виду…
Он остановился. Все равно ему не догнать их. Он снова остался один, совсем один среди водяной пустыни.
Волны ласково гладили ему спину.
Но как же он забыл! Ведь где-то там, за безбрежной ширью, что горела робкими холодными огнями, на маленьком острове с тюленями осталось существо, такое же одинокое, как и он, существо, которое любило его. И ждало…
И так же как он оставил товарища, послушный первому порыву, так и сейчас, при первом порыве своего чистого сердца, дельфин повернул назад.
19
Человек проснулся еще затемно, продрогший от предрассветного холода и влаги, которая пронизала все его тело, и огляделся вокруг. Внизу, у подножия островка, собрались тюлени. В стороне от стада, на берег залива с пресной водой, скучилось около десятка престарелых самцов, изгнанных более сильными. Они лежали, распустив все свои мускулы, бездеятельные, с тупым смирением в затуманенных глазах. И лишь иногда, когда усиливался шум драк молодых тюленей, кто-нибудь из них приподнимал голову, но тут же опускал ее обратно на песок, побежденный прежним печальным равнодушием.