Белый олеандр
Шрифт:
Чуть отодвинув муслиновую штору, Клер смотрела в окно. Ждала Рона. Близилось лето, было еще светло, стояли душистые сумерки.
— По-моему, у него роман, — сказала она.
Меня удивила не сама ее мысль — я давно поняла, почему она прислушивается к его телефонным разговорам, ненавязчиво выясняет, где он задерживается, — но то, что она высказала это вслух. Значит, подозрения далеко зашли.
Рон, подумала я. Холеный, гладкий. При желании он легко нашел бы себе женщину. Но он так заботился о Клер. Зачем опекать ее, если у него кто-то есть? И работал он много, приходил поздно, всегда усталый. Возраст у него уже не тот, вряд ли ему нравилось
— Он на работе, Клер.
Она напряженно смотрела на улицу из-за шторы.
— Так он говорит, Астрид.
— Вы не видели мои ключи? — спросил Рон. — Нигде не могу их найти.
— Возьми мои, — сказала Клер. — Я сделаю другой комплект.
— Да, но меня бесит, когда я вот так что-нибудь теряю. Они должны быть где-то здесь.
Он брал ключи Клер, но не успокаивался, Рон был очень собранным, пунктуальным человеком. Однажды я видела, как Клер вытащила ручку из кармана его пиджака и сунула в карман своих джинсов.
— Ты не видела мою электронную ручку? — спросил Рон через несколько дней.
— Нет, — ответила Клер. Насупившись, он посмотрел на меня.
— Астрид, ты ее не брала? Если да, скажи, я не буду сердиться. Постоянно пропадают вещи, я с ума от этого схожу. Я ни в чем тебя не обвиняю, но, может быть, ты взяла ее на время и не положила на место?
Что я могла сказать? Выдавать Клер я не хотела, но не хотела и того, чтобы он подозревал меня в краже своих вещей. Я бы все что угодно сделала, только бы не лишиться этого дома.
— Я не брала вашу ручку, правда. Я не стала бы ее брать.
— Верю, Астрид, — сказал он, проводя ладонью по седым волосам. — Видимо, я старею.
— Может быть, это полтергейст, — сказала Клер.
Однажды, когда она ушла на пробы, я тщательно обыскала дом. И нашла у них под кроватью коробочку, выкрашенную в красный и белый цвета, с осколками зеркала на стенках и крышке. Внутри она тоже была красной, и там лежали все вещи, пропавшие у Рона: армейский нож, часы, степлер, ключи, маникюрные ножницы, пилка для ногтей. Там же был полароидный снимок, на котором они смеялись, обнимая друг друга, и еще два снимка, склеенных лицом к лицу. Разлепить их было невозможно. С внутренней стороны крышки был прикреплен магнит, а ко дну приклеена стальная пластинка. Закрывая крышку, я чувствовала, как магнит притягивается к ней.
17
В июне я закончила десятый класс. Невероятно успешно, учитывая все обстоятельства. «С» по алгебре, правда, поставили из снисходительности — на переводных экзаменах никому не ставили «D» за год, но с ежевечерней помощью Клер я получила «А» по истории, по английскому, по биологии и мировому искусству, даже по испанскому. Рон повел нас отметить это в «Муссо Франк», ресторан на Голливудском бульваре. Раньше я никогда не замечала этого ресторана, хотя он был прямо под нашей с матерью бывшей квартирой.
Припарковавшись, мы спустились по лестнице с блестящими латунными перилами, прошли мимо уютной старомодной кухни — видно было поваров у плиты. Пахло тушеным мясом или бифштексом, так должно пахнуть время — чем-то насыщенным и питательным. Мы тесной группкой прошли мимо поцарапанной деревянной стойки бара. Люди ели бифштексы, отбивные, читали «Вэрайети», от решетки гриля поднималось душистое тепло, неспешно ходили пожилые официанты в красно-зеленых пиджаках. Это был сбой во времени, ожившая кинохроника двадцать седьмого года. Мне нравилось здесь, от этого веяло теплом и спокойствием.
Нас посадили в одной их дальних комнат. У Рона здесь были знакомые, он представил нас: «Клер, моя жена»… секунду мне казалось, он скажет, что я их дочь, но последовало «и наша подруга Астрид». Я старалась заглушить разочарование, твердя себе, что Марвел вообще не потрудилась бы меня представить, а у Амелии и повседневная еда была большой удачей.
Мне налили коктейль «Ширли Темпл». Клер восторженно шептала имена кинозвезд, сидевших за столиками, и показывала их мне. В повседневной жизни они были не так шикарны — меньше и невзрачнее, чем на экране, одетые как попало — обычные люди за ужином. Джейсон Робардс и еще кто-то сидели за соседним столиком с двумя капризными мальчиками. У мужчин был деловой разговор, дети катали хлебные шарики и кидались друг в друга.
Рон открыл бутылку вина, Клер дала мне глотнуть из своего стакана. Она все время трогала его за плечо, за руку, за волосы, и я ревновала. Мне хотелось, чтобы Клер была только моя. Это ненормально, я понимала, нормальные дочери не ревнуют матерей к отцам. Им хочется, чтобы оба родителя куда-нибудь исчезли.
Сунув руку в карман, Рон спрятал что-то в гладком кулаке.
— За хорошую работу, — сказал он и положил мне на тарелку красную бархатную коробочку в форме сердца. Внутри был граненый бледно-лиловый камешек на золотой цепочке. — Каждой девочке нужны украшения, — сказал Рон.
Клер надела кулон мне на шею, застегнула замочек.
— Аметист защищает от болезней, — прошептала она, целуя меня в щеку. — Теперь — только светлая полоса.
Рон потянулся ко мне, я подставила щеку для поцелуя. В носу щипало, подступали слезы. Это было так неожиданно.
Принесли еду. Я смотрела на Рона и Клер, как они ели, на ее блестящие темные волосы вдоль щеки, большие ласковые глаза, его гладкое розовое лицо. Разомлевшая от вина и бифштекса, я представляла, что они и правда мои родители. Какой была бы настоящая Астрид Ричардс? Хорошо училась бы, конечно, ее ждал бы колледж. Они смеялись, вспоминая, как вместе учились в Йеле, хотя Рон потом был женат на другой женщине, бросил ее и женился на Клер. Я представила себя в Йеле — как собираю шуршащие листья в теплом пальто из верблюжьей шерсти, как сижу в старой аудитории на темной скамье и смотрю слайды с картинами Да Винчи. Как поеду в Тоскану на первом курсе. Как Рон и Клер приедут ко мне на родительский день, Клер наденет жемчуг, покажет мне, где была ее спальня.
Я потрогала аметист на шее. «Теперь только светлая полоса…»
Почти все лето Рон был в разъездах. Когда он приезжал, Клер стирала его одежду, готовила уйму еды. Он несколько раз куда-то звонил, работал на ноутбуке, назначал встречи, читал почту и снова уезжал.
Его приезды и скорые отъезды выбивали Клер из колеи, но, по крайней мере, она перестала бродить по ночам. Почти каждый день она работала в саду, надев перчатки и огромную китайскую соломенную шляпу. Ухаживала за помидорами. Их было четыре сорта: «красная вишня», «желтая вишня», «римские» на соус для спагетти и «бычье сердце», огромные, с детскую голову. По субботам мы прилежно смотрели «Наш сад», где рассказывали, как выращивать овощи, фрукты и цветы. Клер ставила подпорки высоким дельфиниумам, удаляла лишние бутоны у роз, чтобы они пышно цвели. Каждый день полола сорняки и на закате поливала все из шланга — пахло влажной горячей пылью. Ее островерхая шляпа мелькала среди грядок и клумб, как ходячая балийская башня.