Белый павлин. Терзание плоти
Шрифт:
— Ах! — сказала она. — У него совершенно шальной отец. Не такой, как другие мужчины. Он ни о ком не заботится. Даже к собственной плоти и крови, к нашим детям, относится, как чужой.
Девочка с пораненной щекой удобно устроилась у Лесли. Она сидела у него на коленях, смотрела грустными глазами, вскинув вверх круглую головенку с короткой стрижкой.
— Это мой мел, а Сэм сказал, что его, и он возьмет и будет рисовать, где захочет, только я не дам ему ничего, вот. — Она разжала пухленькую ручонку и показала красный мелок. — Мне его
Она соскочила с колен и, придерживая рукой рубашонку, побежала в угол, где валялись детские игрушки, потом принесла Лесли вырезанную из дерева карикатуру на женщину. Лицо куклы было вымазано красным мелом.
— Вот она, моя куколка, папа сделал ее для меня… ее зовут леди Мима.
— Да ну? — сказала Летти, — а это у нее щеки? Она ведь некрасивая, правда?
— Нет, она красивая! Папа сказал, она настоящая леди.
— И он дал тебе для нее румяна?
— Да, румяна! — Она кивнула.
— И ты не давала их Сэму?
— Нет. Мама тоже сказала: «Не давай Сэму!», и он укусил меня.
— А что скажет отец?
— Папа?
— Он только засмеется, — проговорила мать, — и скажет, что укус лучше, чем поцелуй.
— Скотина! — сказал Лесли с чувством.
— Нет, но он ни разу не тронул пальцем ни меня, ни детей. Просто он не такой, как другие мужчины… никогда не поговорит. Форменный чужак, даже стал более чужой, чем в тот день, когда я впервые его увидела.
— А где это произошло? — поинтересовалась Летти.
— Я тогда работала служанкой в Холле… а он был новичок, явился туда… красивый, благородный джентльмен, ну и все такое прочее. Даже сейчас он может читать и беседовать, как настоящий джентльмен… Только мне вот ничего не говорит… Ведь я в его глазах просто лепешка грязи!.. Вот и измывается надо мной, над своими детьми. Боже милостивый, да он будет здесь с минуты на минуту. Ступайте отсюда!
Она погнала детей спать, погасила светильник в углу и стала накрывать на стол. Скатерть чистая, без пятен, она положила перед его прибором серебряную ложку на блюдце.
Не успели мы направиться к дверям, как вошел он. Завидев его массивную фигуру в дверном проеме, эта крупная, солидная женщина заметалась по комнате.
— Хэлло, Прозерпина… у тебя гости?
— Я не звала их, они сами пришли, услышав плач детей. Я не давала им никакого повода…
Мы поспешили в ночь.
— Ах, всегда тяжелая ноша достается женщинам, — заметила Летти горько. — Если бы он помогал ей, разве б она не оставалась прекрасной женщиной, полной сил? А теперь она сильно измучена.
— Мужчины — скоты… и брак дает им простор для всяких безобразий, — заявила вдруг Эмили.
— Не стоит рассматривать этот случай, как типичный результат замужества, — обратился Лесли к своей нареченной. — Подумай о себе и обо мне, Миннехаха.
— Ага.
— О… я хотел спросить тебя, что ты, собственно, думаешь о викарстве, о церкви в Греймиде?
— Премиленькое местечко! — воскликнула Летти.
Мы пробирались по неровной дороге, покрытой рытвинами. Луна светила ярко, а мы держались в тени деревьев, таких черных, мрачных. Случайно луна осветила белую ветку, на которой кора была обглодана кроликами в суровую зиму. Вскоре мы выбрались из леса. На севере небо было залито зеленым светом, эдакое сплошное марево; Орион уж поднимался со своего ложа, и за ним следовала луна.
— Во время северного сияния, — сказала Эмили, — я чувствую себя так странно… даже жутко… оно внушает какой-то благоговейный трепет, правда?
— Да, — сказал я. — Оно заставляет тебя думать о многих вещах, сомневаться и чего-то ждать.
— А чего ты ждешь? — спросила она мягко, посмотрела вверх, и увидев, как я улыбаюсь, снова опустила голову, прикусив губу.
Когда мы дошли до развилки, Эмили упросила нас зайти на мельницу… ненадолго… и Летти согласилась.
Занавески на кухонном окне были раздвинуты, а ставни не закрыты, как обычно. В гостях находилась Алиса, она что-то тихо говорила Джорджу, склонившемуся над какой-то игрой.
— Хэлло, Летти Бердсолл, ты такая странная, — встретила нас Алиса обычными язвительными замечаниями. — Ты так уже всерьез помолвлена?
— Ага… давненько мы ее не видели, — добавил отец в шутливой манере.
— Ну, разве она не гранд-дама, фу-ты, ну-ты, в такой прекрасной шляпке, в мехах, к тому же с подснежниками?! Посмотри-ка на нее, Джордж, ты никогда раньше не видел ее такой гранд-дамой.
Тот поднял глаза и посмотрел на девушку, на цветы, избегая ее глаз.
— Ага, она здорово выглядит, — сказал он и вернулся к своим шахматам.
— Мы собирали подснежники, — сказала Летти, прижимая цветы к груди.
— Они миленькие… дай мне несколько, а? — сказала Алиса, протягивая руку.
Летти отдала ей цветы.
— Шах! — сказал Джордж.
— Отстань! — отмахнулась его партнерша, — мне подарили подснежники… Разве они не идут мне, такие же невинные маленькие души, как и я сама? Летти не хочет их приколоть к платью, потому что она не такая добрая и невинная, как я. Давай и тебе тоже подарим весенние цветочки, а?
— Тебе что, так хочется… только зачем?
— Чтобы ты тоже похорошел и, конечно, приобрел вид невинного создания.
— Тебе шах, — сказал он.
— Ах, куда тебе их приколоть, разве что на рубашку. О!.. вот!.. — Она воткнула несколько цветочков в его черные волосы. — Смотри, Летти, какой он милашка, правда?
Летти издала напряженный смешок:
— Голова осла, увенчанная цветами, — сказала она.
— Тогда я — Титания… правда, из меня получилась бы изумительная королева?.. А вот кто у нас ревнивый Оберон?
— А мне он напоминает того мужчину из «Гедды Габлер» Ибсена, увенчанного листьями винограда… о да, прекрасными виноградными листьями, — сказала Эмили.