Белый павлин. Терзание плоти
Шрифт:
— Для нее слишком рано, я думаю, — ответил он, торопливо утирая усы. Тем не менее казалось, что он прислушивается, не идет ли она.
Спальня Летти находилась над кабинетом, где Ребекка накрыла стол к завтраку, и он прислушивался снова и снова, застыв с вилкой в руках. Потом он продолжил завтрак. Когда он отодвинул тарелку, открылась дверь. Он подскочил и обернулся. Это была мама.
— Мне пора ехать, — сказал он. — Большое вам спасибо… мама.
— Ты странный парень, не понимаю, почему Летти не спустится вниз. Я знаю, что она встала.
— Да, — ответил он. — Да, я слышал.
— Я позову ее.
— Нет… Не беспокойте ее… Она придет, если захочет…
Но мама вышла и окликнула ее с лестницы.
— Летти, Летти… Он уезжает!
— Хорошо, — ответила Летти, и через минуту она спустилась вниз. Она надела темное строгое платье и была бледна. — До свидания, — сказала она ему, подставляя щеку и глядя куда-то в сторону.
Он поцеловал ее, промурлыкав:
— До свидания, любимая.
Какое-то мгновение он задержался в дверях, глядя на нее. Она же стояла к нему вполоборота и не смотрела на него. Оставалась холодна и бледна при этом покусывала нижнюю губу. Он быстро устремился прочь, демонстрируя откровенное разочарование, потом завел мотор, забрался в свой автомобиль и быстро уехал.
Летти была бледна. Она села завтракать, но сидела, не притрагиваясь к еде, опустив голову, спрятав лицо. Менее чем через час он вернулся, сказав, что что-то забыл. Взбежал наверх и, немного поколебавшись, пошел в комнату, где Летти все еще сидела за столом.
— Я должен был вернуться, — сказал он.
Она повернулась к нему, но глаза ее глядели в сторону, в окно. Она покраснела.
— Ты что-то забыл? — спросила она.
— Сигаретницу, — ответил он.
Потом наступила тишина.
— Я должен ехать, — добавил он.
— Да, я полагаю, — сказала она.
После еще одной паузы он спросил:
— Ты бы не хотела пройтись со мной по тропинке?
Она встала молча. Он взял шаль, нежно накинул ей на плечи. Она позволила ему это сделать. Сохраняя молчание, они пошли по саду.
— Ты… ты… сердишься на меня? — спросил он.
На глаза ей вдруг навернулись слезы.
— Зачем ты вернулся? — спросила она, отвернувшись от него.
Он смотрел на нее.
— Я знал, что ты сердишься… и… — он заколебался.
— Почему ты не уехал? — сказала она резко.
Он молчал, повесив голову.
— Не понимаю, почему… почему… между нами должны вечно возникать какие-то проблемы, Летти, — сказал он, запинаясь. Она сделала быстрый жест, но сразу подхватила рукой юбку и отстранилась от него.
— Видишь, даже мои руки не слушаются меня, — заставила она себя сказать эту нелепую фразу.
Он посмотрел на ее кулачек, прижатый к телу.
— Послушай, — начал он, обеспокоенный.
— Говорю тебе мне противно видеть даже собственные руки, — сказала она тихо.
— Нет, правда, Летти, в этом нет никакой необходимости… раз ты любишь меня…
Казалось, она вздрогнула. Он подождал, озадаченный и несчастный.
— Ведь мы собираемся пожениться, правда? — закончил он, умоляюще глядя на нее.
Она воскликнула:
— О, почему ты не уехал? Зачем ты вернулся?
— Ты поцелуешь меня перед тем, как я уеду? — спросил он. Она стояла, отвернувшись и не отвечая. Его лоб прорезали морщины.
— Летти! — позвал он.
Она ничего не ответила и не сдвинулась с места. Продолжала смотреть куда-то в сторону, так что он видел только ее профиль. Немного выждав, он вспыхнул, быстро повернулся, зашагал к машине и завел мотор. Через мгновение он уже ехал по дороге, обсаженной деревьями.
Глава III
ПОЦЕЛУЙ, КОГДА ОНА ПЛАЧЕТ
Наступило воскресенье. Неделя закончилась, та неделя, когда состоялся визит Лесли. Для нас это была несчастная неделя. Все мы были грустные, недовольные. Хотя наступила весна, никто из нас не обращал на это внимания. Но вот однажды я засмотрелся на ряды тополей, сквозь листву которых проглядывали кроваво-красные лучи солнца. А вскоре я нашел место у воды, где лебеди отложили яйца. Потом увидел бледно-желтые нарциссы, свешивавшиеся с покрытых мхом деревянных стен лодочного сарая. Я смотрел на все это — мох, бледно-желтые нарциссы, воду с розовой шелухой бутонов вяза. Сломал ветку сикоморы и увидел, что терн становится серебристо-серым на фоне вечернего неба. Больше ни на какие прекрасные картины весны я не обращал внимания, поскольку очень уж неприятная выдалась неделя.
А воскресным вечером после чая Летти вдруг обратилась ко мне:
— Пойдем со мной вместе на ферму Стрели-Милл, заглянем на мельницу.
Я удивился, но повиновался, не задавая вопросов. Когда мы подходили, то услышали веселую болтовню девушек, и тут же раздался голос Алисы, приветствовавшей нас:
— Хэлло, Сирил, любовь моя! Хэлло, Летти! Проходите, здесь собрание богинь. Проходите, и тогда будет все по правилам. Ты — Юнона. А вот она, Мег, она Венера. А я, ну, кто я? Скажи быстро! Минерва? Да, Сирил, дорогуша? Правильно! А теперь, Парис, поспешай. Он облачился в свои воскресные одежды, явно чтобы вывести нас на прогулку. Хорошо — Мег здесь, а теперь и Летти. Как здорово! Я мудро все угадала. Думаю, он позволит мне завязать ему галстук. А теперь, куда мы пойдем? Наверное, по следам славы.
— В Ноттингем… Тебе нравится? — спросил Джордж, имея в виду свой галстук. — Хэлло, Летти… Ты пришла?
— Да, это собрание богинь. Где твое яблоко? Есть? Давай его сюда! — сказала Алиса.
— Какое яблоко?
— О Боже, какая неосведомленность! Яблоко Париса… Разве ты не видишь, мы явились сюда, чтобы ты нас выбрал.
— О, ладно… но у меня нет яблока… я съел его.
— Какой простофиля… он как кипящая магнезия, которая может кипеть неделю. Ты что, всех нас поведешь в церковь?
— Если хотите.
— Ну, тогда пошли. А где Обитель Любви? Посмотри на Летти, она смущена. Прости, старая подружка…
— Ты сказала «любовь»? — спросил Джордж.
— Да, я сказала, правда, Мег? И ты сказала «любовь», правда?
— Я даже не знаю, о чем ты, — засмеялась Мег, покраснев.
— «Amor est titillation» — «Любовь — это нечто веселое и щекотное»… Правда, Сирил?
— Откуда я знаю.
— Конечно, нет, конечно, старый приятель. Оставь это девушкам. Смотри, как понимающе смотрит Летти… о, Летти, почему ты такая грустная?