Белый плен
Шрифт:
А знаешь… это совсем не страшно. Теперь не страшно.
Вайденхофф заморгал и постепенно сквозь пелену слёз смог достаточно отчётливо разглядеть изучающий взгляд Каулитца. Но противный ветер теперь дул в лицо и слёзы опять побежали по щеке, а щека жутко чесалась.
Нет.
Каулитц глубоко вдохнул морозный воздух. Закашлял.
Том, скажи. Вот, если бы… раз уж умирать в этом снежном плену… если бы у нас был морфий, ты бы воспользовался им? Чтобы заснуть и не чувствовать всего того, что сейчас?..
Тома уже сводила с ума невозможность поскрести щёку и избавиться от невыносимого зуда и пары лоскутков кожи.
Нет, не воспользовался. Не имеет смысла, я не боюсь, он наморщил нос не в силах терпеть. Почеши мне щёку.
Что? – Билл не ожидал такой просьбы.
Давай, почеши, не могу больше терпеть. У самого сил нет…
Билл приподнял руку, а Том, прикрыв глаза, ткнулся носом ему в запястье:
Ну же… давай…
Каулитц выполнил просьбу. Потом наблюдал, как Вайденхофф обессилено опустил голову на его грудь и глубоко вздохнул. Биллу казалось, что несносные минуты превращаются в вечность. Его уже не забавляло весёлое солнце, голубое, без единого облака небо, белоснежные зубастые скалы. Не забавляло, потому что чувствовал, как Том слабел на глазах.
Том?
Он напрягся.
Том?! Ты слышишь меня?!
Ответа не последовало. В панике Билл выгнулся дугой, еле сгибал и разгибал ноги, делая попытки хоть как-то растормошить
Сил не осталось. Да и откуда им взяться.
Очнись!
Каулитц вяло и беспомощно барахтался. Он зажмурил глаза, не веря тому, что могло произойти.
Том!..
Голос, как хрип, неприглядный и сиплый.
Не оставляй меня…
В глазах и носу защипало. Билл обнял Вайденхоффа за плечи, теснее прижался и прислушался к его сердцебиению. Слабое.
Где-то вдалеке раздался странный звук. Лесные птицы в страхе заклокотали, и их певчие голоса разнеслись над долиной. Билл дико оглянулся кругом.
Лопасти вертолёта в небе.
Мы выберемся, точно выберемся. Ты слышишь меня, Том? Выберемся… на его губах появилась улыбка.
Том слышал всё: как Билл его звал, как просил не оставлять его, как над долиной разнёсся звук приближающегося вертолёта.
Он почувствовал такую сильную боль, когда Каулитц ворочался под ним, что стал терять сознание. Сейчас у него не хватало сил даже открыть глаза. Тяжесть сдавила голову, во рту – солёный привкус.
Всё-таки… наша судьба иная.
Усилием воли Том разлепил отяжелевшие веки. Дикая боль и страшная тяжесть в теле не отпускали его. Зато сердце отчётливо выстукивало ритм:
Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук.
Конец