Бенвенуто
Шрифт:
Ну как можно несколько раз потерять фотографию, посланную и в бумажном виде, и на диске, и по электронной почте? К тому же он каждый раз сетовал, что качество фоток не то.
Словом, он всячески страховался и намекал: везите картину живьем.
Перед своей поездкой во Флоренцию мой адвокат приехал в Париж, и мы встретились с ним 18 мая 2005 года на террасе одного из кафе на Елисейских Полях.
Павел Ипатьев везде нарасхват, у него всюду светская жизнь, потому и в этот день мне пришлось его долго ждать в одиночестве за столиком в уличной парижской
Господин Ипатьев изволил обедать неподалеку с какими-то очередными пикейными жилетами, рассуждая о политике. Трапеза, как видно, затянулась.
Здесь, во Франции, все любят поговорить о политике за обедом. Ну, это важное дело, что и говорить…
Я ждал в кафе около часа сверх назначенного времени. Потом плюнул и поехал в аэропорт.
Растерянный Ипатьев перезвонил мне уже в такси: масоны масонами, гламур гламуром, а деньги-то нужны — вот и приходится спускаться на грешную землю…
Я был возмущен, но взял себя в руки, и мы все-таки договорились встретиться.
Ключевая наша встреча, таким образом, оказалась недолгой, очень натянутой, а Павел Алексеевич не склонен был воспринимать мои советы, потому я и не давал их. Словом, не получилось у меня предупредить его, что в Италии его ждет засада. Хотя вообще-то мне было ясно — тут дело нечисто, постоянно повторяющиеся запросы фотографий и вообще поведение итальянцев выглядели подозрительно.
Я понимал, что итальянцы хотят видеть картину, но прямо об этом не говорят. Это смущало, чувствовались какой-то подвох и нечестная игра.
В принципе мне не сложно было привезти картину во Флоренцию: езды от Канн, где мы живем, до Флоренции менее пяти часов на автомобиле.
Комфортная дорога вдоль моря на хорошей машине в компании и с приятной музыкой — одно удовольствие. Я как раз купил себе «порше-кайен» и наслаждался ездой на этом великолепном автомобиле.
Всего-то дел с перевозкой: сунул портрет в багажник, и вскоре Бенвенуто на родине.
У меня мелькнула мысль — неожиданно даже для Ипатьева привезти через день картину во Флоренцию… Но, поразмыслив, я решил этого не делать. Игра должна быть честной, а итальянцы явно начали темнить.
В общем, я больше уже не мог ничего предпринять и переживал.
На следующий день адвокат прилетел из Парижа во Флоренцию и, не ожидая никаких подвохов, пришел прямо в логово — во дворец к Антонио Веспуччи.
Как потом говорил мне сам Павел Алексеевич, на встрече он был морально раздавлен, оскорблен и унижен. «Со мной никто в жизни еще так не разговаривал…» — сказал мне мой адвокат. К тому же, с его слов, в этот день его ограбили, а в номере гостиницы, очевидно, умелые руки тщательно все обыскали. Павел Алексеевич рассказал, что написал заявление в местную полицию об ограблении.
Само собой, вести наше дело дальше он тут же со страху отказался, сославшись на слабое здоровье. Гонорары, полученные от меня, впрочем, оставил себе.
Я предполагаю, что итальянцы были шокированы,
Где портрет? Вот единственное, что их заботило.
Облившись холодным душем и растоптав походя Ипатьева, они лихорадочно стали искать зацепки — может быть, картина где-то рядом? Может быть, есть какие-нибудь ключи или карточки от камеры хранения?
Не знаю. Теряюсь в догадках и предпочитаю эту тему не развивать. Однако случайные совпадения в этом конкретном случае я исключаю.
Должен при этом оговориться: я во Флоренции в этот момент не был и знаю о происшествиях только со слов Павла Алексеевича, а также по оригиналам и копиям документов, которые у меня имеются.
Наш адвокат, более или менее благополучно вернувшись в Россию, отправил Веспуччи нелицеприятное, скажем мягко, письмецо, в отместку за его «теплый» прием.
Письмо было написано без моего ведома. Я, разумеется, считаю, что сделал он это зря и таковой демарш, само собой, не в пользу клиента и не в наших интересах.
Но Ипатьев уже вышел из дела и не очень переживал за меня — гонорары получены, дело брошено, зачем думать о клиенте?
Словом, все рухнуло. «Гениальный план» не сработал. Итальянцы картину не нашли, а я вынужден был уйти с ней в глубокое подполье.
Веспуччи вскоре оказался без места, и через некоторое время его приютил у себя в Ватикане папа римский. С того самого часа и доныне сеньор Антонио Веспуччи трудится на хлебном месте там.
С Ипатьевым мы однажды (примерно шесть лет спустя) пересеклись в гостях у общего знакомого на Кап-Фера, на Юге Франции. Этот омбудсмен сделал вид, будто бы не узнал меня. Я вежливо отвернулся.
«Это наше мясо»
Впоследствии я слышал от различных искусствоведов и экспертов, что в исключительных случаях некоторые особо влиятельные музеи или академические кланы могут «наложить руку» на произведение изобразительного искусства.
Термин «наложить руку» означает, по сути, тотальную блокаду со стороны авторитетных экспертов, которая делает продажу или официальное признание картины невозможными.
По крайней мере я могу сослаться на беседу об этом изумительном феномене с месье Ришаром Давидом, экспертом апелляционного суда в городе Экс-ан-Прованс. Но то же самое мне говорили и другие люди, имеющие солидный вес в «аквариуме», то есть в замкнутом мире искусствоведов.
Вообще всех профильных экспертов сегодня можно разделить на две большие категории:
• эксперты «музейные», или академические;
• эксперты «коммерческие», делающие свою работу за деньги для немузейной публики.
Коммерческие эксперты зависят от академических, поскольку их репутация напрямую определяется мнением академических коллег.
Поясню на примере: предположим, коммерческий эксперт месье Вансан сертифицировал и свидетельствует, мол, такая-то картина — это этюд Тициана.