Беовульф (Сборник)
Шрифт:
Как можно жить, заводить семьи и растить детей в диком краю, где можно запросто встретить неведомого монстра, великана или увидеть такое вот упокоище, возведенное не иначе, как самими каинитами – проклятым Господом Богом племенем первоубийцы, поднявшего руку на брата? А в том, что обитателями болот некогда являлись потомки Каина, Северин почти не сомневался, священное предание гласило, будто они еще во времена до Великого Потопа ушли на север, далеко за пределы населенных земель…
Даже когда путь пролег по возвышенностям (никаких дорог в традиционном римском понимании в Даннмёрке,
Буро-красные с белесыми прожилками гранитные скальные выходы стали выглядеть менее грозно и неуютно: вот, пожалуйста, красивый водопад, на открытой поляне белеет вовсе не снег, а густая поросль ранних весенних цветов.
На гребень холма вышел здоровенный рыжеватый олень – мечта любого охотника! – проводил взглядом людей и вновь скрылся в леске. Берег озерка обсидели серо-белые тощие лебеди, отдыхающие после долгого весеннего перелета из Карфагена или дельты Нила.
Дважды проскочили крупные зайцы, Беовульф заметил лисицу, в отдалении паслись овцы. Оказывается, жизнь бурлит! Не все так скверно, как представлялось поутру!
– Хеорот. – Унферт остановился, прикрыл правой ладонью глаза от солнечных лучей и вытянул левую руку. – Дальше всего дом конунга, во-он там, ближе к берегу моря, на всхолмье. Дружинные дома поближе, видите черный дым?
– Дым… – кашлянул Хререк и сказал уверенно. – Это ж погребальный костер.
– Мы недосчитались четверых минувшей ночью, – сквозь зубы процедил Унферт и зло сплюнул. – Хотели нагнать после рассвета, по следам, они вели в вашу сторону, – хотя бы узнать, где онпрячется… Упустили, как и всегда. Я говорил Хродгару: пустое это дело, незачем смертным тягаться с силами нечеловеческими. Конунг же говорит, что никогда не сдастся, – надо искать, охотиться, понять его сущность!
– Не сдастся? – поднял бровь Беовульф. – А сам-то ты готов уступить?
– Никогда, – твердо ответил Унферт. – Пусть безнадежно, пусть бессмысленно. Но никто из нас не отступит! Данам не впервой бросать вызов судьбе!
– Это не судьба, – пробормотал Беовульф. – Это нечто другое. Что – не знаю, но другое…
Вполне возможно, что для привычных к небогатой жизни данов Хеорот и являлся «Золотым бургом», но повидавший Рим, Равенну и Массилию Северин однозначно определил статус поселения: деревня.
Столица Хловиса по сравнению с Хеоротом – настоящий густонаселенный polis с большими домами в два этажа, стеной-тыном, церковью и мастерскими ремесленников.
Более или менее внушительно выглядело лишь жилище конунга, названное Унфертом «Оленьим залом» – ценной древесины на это сооружение не пожалели.
Сотня шагов в длину, сорок в ширину, несколько обязательных пристроек, от хлева до кузни, двускатная крыша в
Три «мужских» длинных дома, где жили бессемейные дружинники, стояли обособленно, лучами расходясь от круглой площадки, посреди которой торчал колоссальный, в несколько человеческих ростов, истукан, вырубленный из цельного ствола вековой ели.
Гладкое дерево украшено рунами и изображениями животных, наверху столба вырезаны четыре страшенные хари, обращенные к разным сторонам света. Северин безошибочно опознал одноглазого Вотана и Фрейра – под ликом повелителя Ванахейма красовался непристойно огромный рельеф фаллоса, покрытого спиральными узорами, символ плодородия.
На крупном плоском валуне под столбом коричневели подозрительные пятна, уж не кровь ли? Очень может быть…
За мужскими домами пылал огромный костер, на который указал Унферт, – наспех вырубленная погребальная домина, очередной дикарский обычай. Погибших, в полном облачении и с оружием вносят в квадратный бревенчатый сруб, оставляют там предметы, которые могут пригодится мертвым в Вальхалле, от костяных гребней до вражеских черепов, добытых героями во время земной жизни, потом домину доверху заваливают вязанками хвороста и поджигают.
А что хуже всего, за воином могут последовать его жена или наложница – причем чаще всего они обрекают себя на смерть добровольно, чтобы не расставаться с близким человеком и прислуживать ему на пирах в Асгарде.
Дядюшка Ремигий неустанно именовал это большим грехом – мертвое мертво, оно не должно забирать с собой живую жизнь!
Дым костра пах неприятно, горящей плотью и раскаленным железом. Судя по выжженной черной земле вокруг пылающей домины, огненные погребения случались в Хеороте частенько, пускай море было рядом – сапфировое сияние разливалось в полустадии от Оленьего зала, – и можно было отдавать погибших воде, что никак не противоречило традициям.
У подошвы холма, на котором расположился дворец Хродгара («Какой еще дворец?! – оборвал себя Северин. – Просто большой сарай!»), теснились два с небольшим десятка общинных домов. Некоторые выглядели брошенными: у одного провалилась часть крыши, другой врос в землю настолько, что войти в зияющий на торце дверной проем сумел бы лишь маленький ребенок или карлик.
Соседний дом когда-то горел, бревна обуглены, явственные следы пожара. Тына вокруг поселка нет, и это весьма необычно, по крайней мере для варваров – а если нападет враг?
– Враг может прийти только со стороны полудня, – пояснил Унферт. – Но Хродгар в союзе с ближними фризами, которые закрывают дорогу в эти места. Если что, они подадут сигнал дымами, и конунг сумеет быстро собрать войско и отправиться навстречу пришлецам. В порубежных деревнях да, тыны поставили, мало ли что? На моей памяти и памяти моего отца чужаки в Даннмёрк не приходили, а те, кто нападал на фризов, быстро встречались с мечами семнадцати родов, которые признали конунгом Хродгара. Людей мы не боимся, а от нелюдя никакой тын не оборонит…