Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах.

Автор неизвестен

17

Одно лишь в ответ вымолвил Хёгни: «Не подобает нам так поступать — мечом рассечь памп данные клятвы, клятвы, что дали мы, наши обеты!

18

Не знаем людей счастливее нас, пока вчетвером [707] дружиной мы правим, пока невредим гуннский Бальдр [708] войска; родства на земле не найти достойнее, если бы впятером за долгую жизнь взрастить

сынов знатного рода!

707

… вчетвером… — Речь идет, по-видимому, о трех сыновьях Гьюки (Гуннаре, Хёгни и Готторме) и Сигурде.

708

Гуннский Бальдр войска— Сигурд. Бальдр войска— воин, герой.

19

Знаю, откуда дороги ведут: Брюнхильд страсть слишком сильна!»

20

Гуннар сказал:

«Готторма мы толкнем на убийство, младшего брата, еще неразумного! Не произнес он клятвы, что дали мы, клятв, что давали мы, наших обетов».

21

Легко согласился поспешный в поступках: Сигурду меч в сердце вонзил.

22

Отмстить захотел воинственный конунг, меч свой метнул в юнца неразумного: с силою Грам брошен был в Готторма, светлый клинок, рукою смелого.

23

Надвое был рассечен убийца, прочь голова отлетела с плечами, рухнули ноги, назад завалились.

24

Гудрун заснула, горя не зная, на ложе своем с Сигурдом рядом — но пробудилась в печали и страхе, увидев на ложе кровь друга Фрейра. [709]

709

Друг Фрейра— Сигурд.

25

Так сильно она всплеснула руками, что духом могучий поднялся на ложе: «Гудрун, не плачь, жена моя юная, — братья твои живы еще! [710]

26

Есть у меня юный наследник, как его вызволить из вражьего дома? Братья твои задумали новое, замыслы их злобны и пагубны.

27

710

… братья твои живы еще! — Сигурд утешает Гудрун тем, что у нее остались братья (несмотря на то, что именно эти братья были причиной его смерти!), потому что брат считался лучшей защитой сестры и смерть брата — наибольшим горем (ср. строфу 32).

Сына сестры их такого но будет, хотя б семерых ты породила! Твердо я знаю причину беды: Брюнхильд одна во всем виновата!

28

Дева любила меня одного, но Гуннару я не нанес ущерба; узы родства соблюдал и клятвы. чтоб другом жены его не был я прозван».

29

Жена застонала, — конунг скончался: так сильно она всплеснула руками, что зазвенели кубки в углу, а во дворе откликнулись гуси.

30

Тогда рассмеялась Брюнхильд, дочь Будли, единственный раз от души рассмеялась, когда на ложе своем услыхала рыданья громкие дочери Гьюки.

31

Сказал тогда Гуннар, вождь дружины: «Не от веселья и не от радости ты рассмеялась, злобная женщина! Отчего покраснела, чудовищ родившая? Скоро умрешь ты! — так мне сдается.

32

Тебе подобало б своими глазами увидеть, как Атли мы изрубили бы, брата увидеть раны кровавые, могла бы ты их ему перевязывать!»

33

Брюнхильд сказала:

«Тебя не виню: ты храбро бился! Злобы твоей не страшится Атли. Из вас двоих проживет он дольше, и силой тебя он превзойдет.

34

Скажу я, Гуннар, — ты сам это знаешь, — поспешно вы преступленье свершили! Свободна во всем, запретов не зная, в богатстве жила я в братнином доме.

35

И замуж я идти не хотела, покуда вы, Гьюкунги, к нам не приехали, — трое [711] верхом, великие конунги, — лучше бы не было этой встречи!

711

…вы, Гьюкунги… трое… — Речь идет о Гуннаре, Хёгни и Сигурде. В следующих строфах подразумевается та же форма сказания, что и в строфах 25–26 «Первой Песни о Гудрун».

39

Тому обещалась, кто, в золоте весь. правил Грани; ничем на вас он не был похожим, ни взором своим, ни своим обличьем — хоть вы и казались князьями великими!

36

Тогда мне Атли тайно поведал, что он делить достоянье нe станет, ни земли, ни золота, мне не отдаст моей половины, коль замуж не выйду, — те земли, что мне, молодой, обещал, казну ту, что мне, молодой, отсчитал он.

37

В смятенье тогда душа моя стала: убивать ли бойцов мне? Кольчугу надев, разить ли дружинников брату в подмогу? Все бы тогда это проведали, и многим тогда беды грозили бы.

38

Мы наш уговор блюсти согласились: очень хотела я золото взять — красные кольца сына Сигмунда, — сокровищ иных я не желала.