Берег черного дерева и слоновой кости(изд.1989)
Шрифт:
После этого предостережения ничто не тревожило спокойствия беглецов.
Рано утром маленькая пирога бодро продолжала свое плавание, следуя правым берегом реки, потому что надо было сохранять готовность, в случае чего, быстро улепетнуть на берег.
Час спустя после их отплытия флотилия Гобби ясно обозначилась.
Не видя никаких следов, Гобби приказал остановиться в маленькой бухте и готов был уже отказаться от погони. По правде сказать, он совсем не собирался далеко преследовать беглецов, потому что бросился в погоню в первую минуту гнева и пьяный до одурения; за ним последовало не более тридцати человек. Поуспокоившись несколько, Гобби и сам рассудил, что с тридцатью солдатами не одолеть ни Момту-Самбу, ни глупого суеверного страха, который он внушает воинам.
С быстрой сообразительностью дикаря король принял приличный обстоятельствам вид и скорее с печалью, чем с яростью заговорил со своим генералиссимусом, когда пирога последнего была уже на близком расстоянии. Прежде всего он окинул глазами свою свиту и понял, что нельзя ожидать от нее большой помощи в борьбе с «неуязвимым человеком».
— Зачем ты покинул друга своего, не предупредив о том? — заговорил Гобби жалобным голосом,— Не осыпал ли я тебя почестями и богатствами?.. Достойно ли тебе бежать, как преступнику?..
Видя, какой оборот принимают обстоятельства, Лаеннек отвечал в том же тоне:
— Вероятно, тафия сильно омрачила твою голову, о великодушнейший властелин Матта-Замбы, если ты решился покинуть тело твоего знаменитого племянника и сделаться посмешищем народа без всяких причин! Кто тебе сказал, что я бежал? Неужели свободный человек не имеет права идти, куда хочет, и не двадцать ли раз прежде я уходил в далекие страны, а ты не думал гнаться за мной?
— Правда, но ты всегда возвращался через несколько дней!
— А кто тебе сказал, что я теперь не возвращусь?
— Один?
— Нет, с Буаной, Кунье и Уале.
— А белые невольники тоже участвуют в твоем странствии?
— Послушай, королевская морда!— отвечал Лаеннек, понижая голос, чтобы не слышали люди, сидевшие на задних пяти пирогах.— Воспользуйся тем, что я скажу тебе. Белые возвратятся на свою родину, потому что Момту-Самбу не хочет, чтобы хорошие люди были невольниками у такого злобного паренька, как ты… А теперь, если хочешь, чтобы мы расстались друзьями и чтобы я скорее вернулся к тебе, прикажи немедленно же солдатам отдать мне честь и не мешай нам продолжать дорогу, потому что отсюда еще далеко до Банкоры!
— Правду ли ты говоришь? Вернешься ли ты? — спросил Гобби на этот раз с непритворной печалью. — Подумай, что мне делать без тебя? Ты один стоишь целой армии! Ведь ты сам знаешь это.
— Даю тебе слово вернуться!
— Так поклянись же на этом фетише, который у тебя на шее и который ты так часто целуешь.
То был портрет матери Лаеннека.
Бретонец пережил тяжелую минуту: в одно мгновенье все прошлое пронеслось перед его глазами… но он не долго колебался.
— К чему? — прошептал он. — Она умерла… я никогда не увижу земли, где она покоится…
И он поклялся.
По приказанию Гобби все негры отдали ему честь с криками:
— Ме-Сава! Ме-Сава Момту-Самбу! Да здравствует Момту-Самбу еще десять раз по десять лет!
Под дружными усилиями Буаны и негра, которые налегли на весла, маленькая пирога полетела по течению.
— А теперь, друзья, — сказал Лаеннек двум друзьям, находившимся под его защитою, — посмотрим, труднее ли справиться с девственным лесом, чем с первобытными людьми…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЛЕСА КОНГО
1. Верхнее Конго.—Ночь тревоги
— Ну, господа, — сказал Ив Лаеннек, — трапеза наша кончена, скоро солнце закатится, и с первыми тенями ночи голодные звери займут берега реки. Пора возвратиться к нашей лодке.
В Биге, Бенгеле, Пукангаме, близ экватора, на протяжении девятисот или тысячи миль Лаеннека знали под именем Момту-Самбу — «человека неуязвимого» и Момту-Мамани — «человека пустыни».
То, что рассказывали о нем по вечерам в деревнях, превосходило самые баснословные легенды; и молодые негритянки пугали его именем своих малюток.
На продолжительном совещании мнение Кунье, Буаны и Лаеннека, естественно, взяло перевес над мнением Барте, намеревавшегося было следовать по течению Конго до устья и затем подняться вверх до Габона на первом появившемся судне. Несмотря на то что речной путь был прямее, пришлось от него отказаться и, покинув лодку при слиянии Конго с рекою Банкора, идти в глубь страны.
Негр Кунье, который в детстве исходил все страны со своим отцом, погонщиком невольников, утверждал, что, следуя вверх по течению Банкоры до Маконгамы и затем по прямой линии в направлении озера Замба, они должны будут встретить на пути целый ряд достаточно возвышенных плато, поросших густыми лесами, через которые, однако, пролегают тропы, проложенные невольничьими караванами.
Таким образом являлась возможность пройти там, где проходили эти караваны.
Правда, путешественники рисковали встретить таких страшных врагов, как гориллы, дикие слоны, громадные безгривые экваториальные львы, пантеры, леопарды и тигровые кошки, свирепые, коварные и сильные, нападающие всегда исподтишка. Но ведь все эти враги человека обитают точно так же по берегам Конго.
Здесь зато было то преимущество, что путешественники избегали болот и страшных злокачественных лихорадок, распространяемых испарениями реки.
Гиллуа упомянул о печальной участи экспедиции Такки; все члены которой погибли один за другим в течение нескольких дней на берегах нижнего Конго, а также о всех попытках подняться до истоков этой реки, оставшихся бесплодными.
Не переставая совещаться, все уселись в маленький туземный челнок, род пироги, выдолбленной из древесного ствола. Кунье собирался уже оттолкнуть лодку от берега, как Лаеннек остановил его, напомнив, что нет еще Уале.