Берега мечты. Том I
Шрифт:
–Сан-Кристобаль выше Эль-Моро почти на десять футов, – британец с благодарностью принял у меня из рук бутылку, в два глотка осушил ее ровно наполовину, и, отдышавшись, продолжил, – но ради того, чтобы показать тебе смотровую площадку, я готов снова совершить восхождение.
–Возможно, в следующий раз, но только не сегодня, – бескомпромиссно перебила Родрика я, – я не сомневаюсь, что и внизу найдется немало интересного. Неужели я ошибаюсь, и кроме этих средневековых развалин в Сан-Хуане нечего посмотреть?
–Ну, что ты, конечно, Старый город не даст тебе заскучать, – убежденно воскликнул мой спутник, и я вдруг увидела, что он прижимает палец к пульсирующей точке на запястье, измеряя частоту сердечных сокращений, – да, мотор слегка пошаливает… И какого дьявола эти чертовы конкистадоры не додумались до изобретения простейшего лифта? Никогда не поверю, что испанцы обожали карабкаться по лестницам! А если серьезно, то я должен попросить у тебя прощения, потому что Сан-Кристобаль, безусловно, стоит даже самого тяжелого и изнурительного подъема. Может, все-таки рискнем? Мне уже гораздо лучше.
–Род, это даже не обсуждается! –сплеча рубанула я, – всё, мы спускаемся!
–Взгляни еще раз на океан, – британец затушил сигарету и протянул руку по направлению к безбрежней синеве, озаренной яркими солнечными лучами, – запомни его!
–А я уже и так никогда не забуду, -призналась я, – когда я смотрю на океан, он кажется мне отдельной вселенной, которую мы никогда не постигнем…
–У меня часто бывает схожее чувство, – подтвердил Родрик, – думаю, мы просто разучились жить в гармонии с природой и больше не понимаем ее тайного языка. Мы говорим, что волны шепчут, но не в силах разобрать ни слова, будто они обращаются к нам на давно исчезнувшем языке. Этот язык канул в небытие после того, как испанцы истребили индейцев, уж шаманы таино точно умели беседовать с духами. В пучине вод по-прежнему что-то есть, но эта сущность отныне недоступна для нашего понимания, мы можем лишь ощущать ее присутствие, но никогда не вступим с ней в контакт. Знаешь что, давай завтра съездим в заповедник Эль-Юнке – это влажный тропический лес, в колониальный период он стал последним пристанищем таино. По легенде, на вершине пика Эль-Юнке восседает индейский бог Юкайю, невидимый под покровом вечного тумана, но ни одно людское деяние не остается для него незамеченным. Еще там можно посмотреть церемониальные площадки таино, но честно сказать, я их не люблю. Власти Пуэрто-Рико считают, что отдают дань аборигенам, реконструируя их повседневный быт, но лично для меня всё это выглядит слишком искусственным. Зато в лесу Эль-Юнке витают тени касиков, индейских вождей, которые храбро обороняли своей остров, Боринкен, как он тогда назывался, от набегов карибских племен, но оказались бессильными против испанских мушкетов. Как тебе идея? Не стесняйся сказать, если для тебя это чересчур скучно и утомительно – мы всегда можем подыскать другие варианты по душе.
–Род, я с удовольствием поеду! – в приливе неподдельного энтузиазма откликнулась я, с откровенным сожалением уступая башенку-гаритас нетерпеливо топчущимися у входа туристам, – я ведь ничего не знаю о Пуэрто-Рико, да что там говорить, вообще понятия не имела, куда родители купили нам путевку. Я и не подозревала, что ты –просто кладезь информации об этой стране.
–Одно время я был знаком с человеком, называвшим себя прямым потомком таино, – уже на лестнице пояснил Родрик, – он приобщил меня к индейской мифологии и мистическим традициям своего народа, но я относился к этому со скепсисом, пока сам не побывал в Эль-Юнке. Я что-то услышал в шелесте деревьев, почувствовал, как нечто неосязаемое и незримое витает во влажном тягучем воздухе… Предвосхищая твой вопрос, да, в тот день я был пьян, пьян настолько, что до сих пор не помню, как и с кем я добирался обратно в отель, но даже протрезвев, я не смог забыть этого ощущения. Не уверен, что ты испытаешь подобные чувства, но на Эль-Юнке стоит взглянуть в любом случае.
–По-моему, мне нельзя и желать лучшего гида, – я не ставила своей целью польстить британцу, но мои слова нашли живой отклик в его радостно вспыхнувших глазах, – прошло уже полдня, а меня еще ни разу не посетила мысль о выпивке!
–Не поверишь, но меня тоже, обычно к этому моменту я уже основательно набираюсь, а сегодня алкоголь приходит мне на ум только в контексте отказа от его употребления, – недвусмысленно хмыкнул Родрик и внезапно резко затормозил на ступеньках, чем вызвал целую серию возмущенных возгласов от идущих позади нас туристов. Дабы не стать причиной пешеходного коллапса на узкой лестнице, я оттеснила британца к почерневшей стене и встревоженно заглянула ему в лицо, – что случилось?
–Ничего, – лучезарно улыбнулся Родрик, в свете солнца я машинально отметила для себя, что зубы у него, как на подбор белые и ровные, а потрудившийся над ним стоматолог безусловно заслуживает похвалы – не знаю, что это было, коронки, виниры или еще какой хитрый способ вернуть себе утраченную с годами красоту улыбки, но выглядело в итоге всё более, чем достойно. Правда идеальные зубы явственно контрастировали с помятой наружностью и оттого сразу бросались в глаза своей ненатуральностью.
–Тогда почему ты остановился? – в недоумении спросила я.
–Снизошло озарение, Рода, – выдержал театральную паузу британец, – я только что осознал, что с тобой мне нравится не только пить, но и просто смотреть на океан.
–Ты точно ко мне не клеишься? – с показной настороженностью прищурилась я.
–В таком случае я бы непременно поцеловал тебя, пока мы были в гаритас – в Пуэрто-Рико этот обычай бытует среди влюбленных парочек, сколько я себя помню, -ухмыльнулся в ответ мой спутник, а в следующее мгновение мы уже вместе захохотали над этой заведомо абсурдной идеей и, не переставая смеяться, продолжили спуск.
ГЛАВА XII
В Старый Сан-Хуан я влюбилась с первого взгляда, и, если бы не изматывающая жара, особенно явственно ощущавшаяся на вымощенных брусчаткой улицах, я бы гуляла по этому удивительному месту до позднего вечера. Бруски носили название «адекинес» и, как просветил меня всезнающий Родрик, когда-то использовались в качестве балласта для отплывающих из порта испанских галеонов. Со временем покрытие приобрело голубоватый оттенок, а на солнце раскалялось так, что на нем можно было смело жарить яичницу. Впрочем, на узких, крутых улочках Вьехо Сан-Хуан можно было найти достаточно тенистые участки, где мы и спасались от зноя, параллельно изучая разноцветные фасады старинных зданий. Все исторические постройки великолепно сохранились до наших дней и, по всем признакам, регулярно подвергались реставрации, поэтому ни один из домов не выглядел ветхим и обшарпанным, хотя их уютные балкончики с обвитыми буйной растительностью коваными решетками словно сошли со страниц Сервантеса и Лопе де Веги, а характерные особенности архитектуры прямо отсылали к колониальному направлению в искусстве зодчества. Здесь всё было пронизано дыханием давно минувшей эпохи – посвященные ключевым событиям в истории острова скульптурные композиции, изящные фонтаны, впечатляющие административные сооружения, где и по сей день размещались структурные подразделения государственных органов, а также огромное количество музеев с поистине уникальными фондами, начиная от собрания редких рукописей и африканского наследия и заканчивая археологическими находками и музыкальными инструментами. А еще в Старом городе располагалась потрясающе красивая церковь Игнасио-Сан-Хосе – старейший из католических храмов западного полушария, притом, построенный в готическом стиле. Правда, в отличии от большинства памятников культуры церковь находилась далеко не в лучшем состоянии, с ее белых стен повсюду отваливались куски внешней отделки, а табличка на входе гласила, что на объекте проводится реконструкция, однако, как поведал мне Род, храм не открывал своих дверей уже на протяжении десятка лет, и ответственные за ремонт чиновники до сих пор не давали прогнозов касательно ориентировочных сроков его завершения.
Церковь Игнасио-Сан-Хосе, когда-то служившая и обителью доминиканцев, и резиденцией иезуитского ордена, замыкала с севера исторический квадрат, образованный центральной площадью Пласа-де-Сан-Хосе. В сердце этого колоритного анклава возвышалась статуя основателя города и первого губернатора Пуэрто-Рико Хуана Понсе де Леона, изобразившая легендарного конкистадора в традиционном испанском облачении и с уверенно простертой в будущее дланью. В непосредственной близости от грандиозного монумента обнаружилась спрятанная под сенью тропических деревьев скамейка, и, изрядно устав от непрерывного пребывания под палящим солнцем, мы с Родриком, наконец, позволили себе взять передышку.
–Между прочим, статуя Понсе де Леона была отлита из бронзовых пушек, из которых англичане палили по испанцам, – Родрик поджег сигарету, сделал глубокую затяжку и сизыми полукольцами выпустил дым, – так что это, можно сказать, двойной памятник. А вообще, интересный человек был этот дон Хуан… На мой взгляд, одна из самых сложных и противоречивых фигур в истории Пуэрто-Рико. С одной стороны, он был патологически жаден, беспринципен и фактически ответственен за геноцид таино, но если посмотреть на его личность глазами испанских современников, то Понсе де Леон был выдающимся деятелем своего периода – отважным искателем приключений, бесстрашным первооткрывателем новых земель и при этом обладал государственным мышлением. Он происходил из влиятельной кастильской семьи, был вхож в королевский дворец, участвовал в освобождении Гранады от мавров и мог сделать блестящую военную карьеру у себя на родине, но война закончилась, и его таланты оказались невостребованным, а молодой Хуан был слишком амбициозен и тщеславен, чтобы жить надеждами. Он отправился в Вест-Индию, как тогда было принято называть Америку, пересек океан, с кучкой таких же отчаянных соратников завоевал цветущий остров с благодатным климатом, похожий на земной рай, и основал Каппару, первое испанское поселение, а затем начал последовательно грабить и уничтожать таино. До прихода конкистадоров Боринкен был самым густонаселенным островом в регионе, а таино представляли собой довольно развитое общество – они занимались охотой, рыболовством и земледелием, строили каноэ, вмещавшие в себя около сотни человек, и имели четкую иерархию власти. А потом началась обычная история: опустошительные войны, повальная вырубка лесов, массовое вытеснение индейцев с сельскохозяйственных земель, болезни, от которых у таино не было иммунитета. Таино заставляли работать на плантаторов, собирали с них непомерную дань, и плюс был еще один немаловажный момент. Когда испанцы прибыли на Боринкен, они не привезли с собой женщин, ну и, сама понимаешь, конкистадоры принуждали индианок к вступлению в связь, у тех рождались дети- метисы, и постепенно на острове ни осталось ни одного чистокровного таино. В разгар колонизации к Пуэрто-Рико причалили суда с африканскими рабами, и сейчас, тут всё настолько перемешалось, что уже и не разберешь, кто чей потомок. А ведь у истоков стоял всё тот же Понсе де Леон – за особые заслуги перед короной испанский монарх произвел его в рыцари, и с тех пор он звался дон Хуан. Кстати, на посту губернатора у него что-то не сложилось, и в результате подковерных интриг он был смещен с должности. Здесь бы ему и тихо удалиться на покой, заняться бы своими гасиендами и превратиться в мирного фермера, но дон Хуан был одержим навязчивой идеей отыскать источник вечной молодости.