Берега мечты. Том I
Шрифт:
В семье будущего мужа меня беззаветно обожали. Родителям Алена нравилось во мне всё: ненавязчивая скромность, хозяйственность, трудолюбие, отсутствие меркантильности и завышенных требований в быту. Они встали бы грудью, чтобы не допустить нашего расставания и пошли бы на любые ухищрения, только я бы я вернулась к Алену, но меня повергали в ужас перспективы денно и нощно выслушивать их страстные мольбы простить незадачливого Казанову и начать жизнь с чистого листа. Я уже привыкла называть свекров мамой Олей и папой Димой, я успела полюбить этих милых, обаятельных и дружелюбных людей и даже нашла общий язык со своенравной Риткой-Маргариткой, семнадцатилетней сестренкой Алена, находящейся сейчас в разгаре юношеского максимализма и непрерывно воющей с родителями за право густо покрыть свое тело татуировками. Срывая свадьбу, я резала по живому, но ничто в этом мире не могло заставить меня поступить иначе: в обреченной решимости я жгла за собой мосты и равнодушно взирала, как сгорает мое объятое пламенем прошлое. Всё во мне одеревенело и покрылось толстой коркой защитной брони – да, я перестала испытывать боль, но вслед за ней сначала притупились, а потом и вовсе ушли все остальные чувства, включая родственные.
Я просидела весь день в терминале аэропорта, постоянно озираясь вокруг в страхе увидеть среди пассажиров своего жениха. Я не знала, как быстро мама обнаружит пропажу путевок, и лишь смела надеяться, что мне удастся беспрепятственно улететь из столицы, избежав при этом публичных драм. Несколько раз мной интересовалась служба безопасности, но я молча демонстрировала билет на ночной рейс, и меня оставляли в покое до следующей проверки. Периодически в мозгу вспыхивала мысль, что я ничего не ела с прошлого вечера, но потом я снова забывала о своих потребностях и до местного кафетерия в результате так и не дошла. Казалось, я вообще больше не нуждалась, ни в воде, ни в пище – погруженный в стазис организм до сих пор держался на внутренних ресурсах, но какая-то часть меня объективно сознавала, что такими темпами я рано или поздно свалюсь в обморок. В один из таких моментов здравомыслия я купила себе бутылку воды и осушила ее в несколько глотков, однако, на этом акте милосердия моя забота о бренном теле закончилась. Невидящим взглядом я сосредоточенно смотрела в одну точку, время незримо утекало сквозь пальцы, лица проносящихся мимо пассажиров постепенно слились в одно смазанное пятно, и когда объявили регистрацию, я долго не могла стряхнуть с себя оцепенение.
До вылета оставалось меньше часа. Как в бреду я прошла таможенные формальности, проигнорировала любопытство досматривающего меня сотрудника, который никак не мог взять в толк, почему я лечу в другое полушарие с одной дамской сумочкой в руках, и присоединилась к своим попутчикам в зале ожидания. Вот тогда меня и накрыло, хотя точнее будет сказать, отпустило. Броня подернулась сеткой мелких трещин, сердцебиение резко участилось, а затылок насквозь пронзила раскаленная игла. С протяжным стоном я схватилась за голову, прижалась пылающим лбом к стеклу и, глядя на взмывающие в воздух самолеты, в полной мере осознала, что за мной никто не придет, и обратного пути для меня больше нет, а я отдала бы полжизни, лишь бы мой жених сейчас ворвался в зал и силой выволок меня отсюда.
Целый день я провела, как на иголках, опасаясь, что Ален попробует предотвратить мое бегство, но в глубине души я на это надеялась. Я подспудно искала доказательств его любви, но он так и не отважился на безрассудство, и по всей видимости, запретил вмешиваться и своим, и моим родителям. Он отпустил меня без борьбы, и по логике вещей это было правильно, мне нужно было залечить раны, успокоиться, восстановиться после стресса, но разве отличие по-настоящему любящего человека не в том, что ему свойственно иногда поступать иррациональным образом? Если бы Ален примчался за мной, прилюдно упал на колени и поставил мне условие что, либо мы летим в Пуэрто-Рико вдвоем, либо остаемся, я бы переступила через гордость, я бы простила ему Кару, я бы честно постаралась склеить осколки, но он не пришел, а удерживающий меня от сумасшествия барьер был критически близок к разрушению. Сначала я лишь беззвучно всхлипывала, потом тихо плакала, но чем меньше времени оставалось до посадки, тем более громкими и отчаянными становились мои рыдания. Слезы застилали глаза, я не разбирала перед собой дороги, меня поддерживали под локоть какие-то сердобольные пассажирки, а я содрогалась в спазмах, и уже даже не рыдала, а завывала в голос. Меня кое-как завели по трапу на борт, стюардесса проверила мой талон, и с вышколенной улыбкой попросила занять место в бизнес-классе. Я на секунду представила, в какие долги влезли наши с Аленом семьи, чтобы оплатить путешествие по высшему разряду, и мне стало еще хуже.
Соседнее кресло ожидаемо пустовало. Я летела на медовый месяц одна, и внезапно мне со злой иронией подумалось, что я зря изощрялась в конспирации, и раз уж Ален добровольно отпустил меня восвояси, могла бы и взять с собой чемодан с летней одеждой. Крутой поворот мыслей в практическое русло сработал безотказно, я утерла слезы рукавом, шмыгнула носом и запоздало осмотрелась по сторонам. На входе бортпроводница раздавала пассажирам «бизнеса» фужеры с шампанским, и я поняла, что так и не воспользовалась щедростью авиакомпании. Алкоголь горячей волной разлился по всему телу и на голодный желудок моментально ударил в голову, мне ощутимо полегчало, и как только лайнер оторвался от земли, я немедленно потребовала добавки. Обслуживание в бизнес-классе было организовано на безупречном уровне, и на протяжение всего полета до Чикаго я или опустошала бар, или чутко спала, ненадолго проваливаясь в пьяный дурман. Так как дебоширить и отравлять жизнь попутчикам я вроде бы не пыталась, стюардесса приносила мне бокал за бокалом, и когда пришла пора выходить из самолета для пересадки на рейс до Сан-Хуана я не только едва стояла на ногах, но и была стопроцентно уверена, что вместо крови у меня по венам струится чистый спирт. Учитывая, что меня больше не бросало в истерику, а измена Алена, предательство Каролины и сорвавшаяся свадьба отныне казались чем-то далеким и незначительным, я с энтузиазмом продолжила возлияния, и за следующие пять часов полета безнадежно потеряла человеческий облик. Встретивший меня в аэропорту представитель турфирмы был, мягко говоря, изумлен невразумительно мычащей клиенткой, выползшей из терминала чуть ли не на четвереньках, но обязанности свои выполнил исправно и честно доставил меня в отель, после чего торжественно препроводил в зарезервированный номер для новобрачных, оставил визитку и, пожелав хорошего отдыха, поспешно отбыл по своим делам.
ГЛАВА IV
Атомная смесь джетлега и похмельного синдрома заставила меня безвылазно провести взаперти около суток, и даже на второй день своего нахождения в Пуэрто-Рико я с трудом ориентировалась в пространстве и времени. Жуткая мигрень, изматывающая тошнота, апатичная слабость во всем теле – я чувствовала себя настолько отвратительно, что никак не могла подняться с огромной кровати в форме сердца и стряхнуть на пол увядшие розовые лепестки, которыми заботливый персонал отеля обильно усыпал «брачное ложе». Вызывающая во мне далеко не самые приятные ощущения атрибутика любовного гнездышка чувствовалась здесь практически во всём, нельзя было ступить и шагу, чтобы случайно не наткнуться на цветы и свечи, а кружевной балдахин над кроватью и шелковое постельное белье лишь многократно подчеркивали смехотворную нелепость обстановки. Два дня подряд я принципиально не впускала к себе горничную, категорически отказывалась от включенного в стоимость проживания завтрака, и успешно превратила шикарный люкс в форменный свинарник, насквозь пропитанный алкогольными испарениями. Никогда ранее у меня не хватало фантазии предположить, что я способна влить в себя такие лошадиные дозы спиртного, изредка закусывая в избытке присутствующими в номере экзотическими фруктами. В первую очередь я приговорила всё имеющееся в баре шампанское, затем занялась напитками покрепче, в числе каковых к моему вящему изумлению обнаружилась бутылка настоящего рома «Бакарди». В сущности, мне было глубоко фиолетово, что пить и чем поддерживать состояние перманентного опьянения, но срубило меня именно от рома – на пути в ванную я внезапно рухнула посреди комнаты и мгновенно провалилась в беспамятство.
О дальнейшем развитии событий я узнала от гостиничного персонала, смущенно поведавшего мне, что подозрительная тишина в номере для молодоженов вынудила администратора нарушить неприкосновенность частной жизни. Сотрудники тщетно попытались привести мертвецки пьяную гостью в чувство, но я упорно не реагировала на внешние раздражители и продолжала храпеть под балдахином, бесконтрольно расшвыривая во сне засохшие розовые лепестки. В конце концов было принято решение позволить мне самостоятельно справиться с кризисом, но на всякий пожарный поставить в известность представителя турфирмы, почему-то воспринявшего мою личную драму чрезвычайно близко к сердцу и заявившегося меня проведать уже на следующий день. К тому времени горничная успела отчасти разгрести образовавшиеся в номере авгиевы конюшни, а я все-таки с горем пополам доплелась до ванной, смерила оценивающим взглядом исполинское джакузи с флаконами ароматной пены на полочках и решительно переступила через бортик.
Невзирая на адское головокружение, неотступно сопровождающее меня, начиная с момента пробуждения, я не только не утонула в ванне, но и буквально вернулась к жизни после сеанса гидромассажа. Все еще слабая и желто-зеленая, я укуталась в мягкий банный халат, обмотала влажную голову махровым полотенцем, медленно проковыляла через комнату, на ходу отметила, что помимо пустых бутылок и хаотично разбросанных огрызков фруктов, недавняя уборка заодно избавила номер от опостылевших букетов и канделябров, невероятно раздражавших меня одним своим видом, и осторожно опустилась в плетеное кресло. Впервые за три дня беспробудного накачивания алкоголем я испытала голод и уже намеревалась позвонить на ресепшн и выяснить, какие возможности предусмотрены для пропустивших утренний прием пищи постояльцев, но тут в дверь настойчиво постучали, и на пороге материализовался весьма корпулентного телосложения мужчина в просторной рубашке и ярко-желтых шортах, некрасиво обнажающих кривые, волосатые, но поразительно загорелые ноги, облаченные в легкие шлепанцы. На луноподобной лысине нежданного визитера поблескивала капельки выступившего пота, а круглое, мясистое лицо он регулярно вытирал платком, чем невольно натолкнул меня на мысль, что в номере с работающим кондиционером я до сих пор толком не ощутила жаркого дыхание тропиков, да и вообще понятия не имею, куда, к примеру, выходят мои окна.
– Добрый день, Рогнеда Алексеевна! – на чистейшем русском языке обратился ко мне посетитель, и до меня постепенно дошло, что из проживающих в Пуэрто-Рико соотечественников мной мог теоретически заинтересоваться лишь представитель турфирмы, внешности и тем более фамилии которого я по причине злоупотребления спиртосодержащими жидкостями в упор не помнила.
– Добрый! – откликнулась я, и сразу же почувствовала, как болезненно кольнуло в висках. Похоже, даже звук собственного голоса причинял мне сейчас невыносимый дискомфорт, а уж необходимость вести беседу и вовсе грозила мне страшными физическими страданиями.
– Выпейте воды, вам станет лучше! – толстячок подошел к мини- бару и собрался наполнить стакан, но я красноречивым жестом пресекла его благие побуждения.
– Если там есть еще ром, плесните мне, пожалуйста, чуть-чуть, – отчетливо попросила я, небезосновательно опасаясь, что если я окончательно протрезвею, то мое всеобъемлющее безразличие к происходящему обернется новой волной нервного срыва.
Мой незваный гость осуждающе покачал лысой головой, неодобрительно вздохнул, но возражать, однако, не стал.