Берегись ястреба
Шрифт:
— Ты еще сама не знаешь, кто ты, — прервал ее сокольничий. — Но вот что знаю я. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Наш договор изменился, леди.
Нет больше двадцати дней службы. То, что связывает нас, будет продолжаться до самого конца, хочешь ты этого или нет. Так должно быть.
Он с необычной нежностью закутал ее в плащ, подложил под голову седельную сумку. Потом подержал в воздухе меч Силы. Меч теперь светился еле заметно, как ночное насекомое. Но при этом свете девушка по-прежнему видела лицо воина. Он смотрел на меч.
— Он сам пришел
Тирта действительно устала. Голос сокольничего смягчился, утратил обычную резкость. Он, казалось, уносит девушку — но не в то темное место, которое она ищет, не в пустоту несуществования, а к обновлению тела и духа.
Алон, закутавшись в одеяло, которое было скатано за седлом торгианца, лег рядом, так что Тирте не нужно было даже вытягивать руку, чтобы коснуться его.
Она слышала шаги в темноте и знала, что сокольничий тоже укладывается на отдых. Тирта по-прежнему не понимала, что произошло сегодня вечером. Но она слишком устала, чтобы думать об этом. Утром будет достаточно времени для раздумий.
Когда она снова открыла глаза, ей было тепло.
Солнечный луч упал ей на щеку, прорвавшись сквозь листву над головой. Потребовалось немало решимости и силы воли, чтобы подняться и откинуть плащ.
В первое мгновение — мгновение удивления и смущения — она подумала, что, несмотря на все свои слова, эти двое послушались ее и пошли своим путем: она никого не увидела. Потом заметила седла и поняла, что никуда они не ушли. Рядом с ней на широком листе лежали два длинных белых корня, недавно отмытых от земли: на них еще были видны капли воды. А рядом с ними фляжка с водой.
Тирта узнала корни, которые время от времени выкапывал Алон. Сырые, они рассыпчатые и чуть острые, но вполне съедобны. Девушка поела и напилась. Оказывается, она едва не умирала с голоду. Потом с трудом встала, держась за ствол дерева, под которым лежала. Послышался шелест ветвей, показался Алон. Лицо его прояснилось, когда он увидел ее.
Он прошел по небольшой поляне, на которой они разбили лагерь, схватил Тирту за руки, прижал их к себе.
— Тирта, как ты себя чувствуешь? — он смотрел ей в глаза, и в его взгляде появилось удовлетворение. — Ты спала, о, как ты спала!
Она посмотрела на солнце и неожиданно почувствовала себя виноватой.
— Сколько я проспала?
— Сейчас полдень.
Алон скорчил гримасу.
— Мне не нравится сырая зайчатина. Это будет получше. — Выпустив ее руки, он принялся за работу. Подобрал ветки, которые выронил, увидев ее, отобрал из них самые сухие, те, что легко загорятся и не дадут дыма.
Когда вернулся сокольничий, у него с пояса свисали две жирные птицы. Он рассказал, что нашел небольшую долину, отвел туда лошадей и стреножил.
Там хорошая трава.
— Мы потеряли день, — сказала Тирта, глядя, как он сдирает с птиц шкуру и ловко насаживает на прутья. А Алон тем временем уже развел костер.
— Время не потрачено, — успокоил он. — Пусть те уйдут вперед. Мы двинемся вечером. Я не стал бы идти днем открыто. Приближается буря, она нас еще лучше укроет. — Он показался Тирте прежним, спокойным и отчужденным, занятым только тем, что считает своим долгом. И она была удовлетворена этим.
Собственная независимость в этот момент показалась ей удобным плащом, который не хочется снимать.
12
Ночь была безлунная, небо затянули тучи, из них шел мелкий дождь, проникая под одежду. Тирта настояла на том, чтобы ехать на торгианце. Алон ехал вместе с ней, она укутала его своим плащом. Они старались держаться в тени деревьев, используя любые укрытия. В сумерках Крылатый Воин сообщил, что те, за кем он следит, углубились в лес, не оставив ни часовых, ни шпионов.
Трое путников по-прежнему не были уверены, что их не заметили и что впереди не ждет засада. Поэтому двигались они медленно, сокольничий, как всегда, впереди. Он действовал привычным образом, как много раз в прошлом, подумала Тирта.
Наверно, уже миновала полночь, когда они приблизились к заросшей кустами старой лесной дороге.
В темноте лес, со своей густой тенью, казался еще более угрожающим, и Тирта держалась вдвойне настороже, стараясь заметить следы наблюдения за ними.
Конечно, она не решалась слишком далеко посылать мысль, чтобы не привлечь внимание тех, кто еще не подозревает об их появлении. Вполне вероятно, что тут есть такие, кто может уловить по ее мысли их присутствие.
Мальчик сидел спокойно, он не издал ни звука за все часы, пока они медленно и осторожно приближались к цели. Но когда сокольничий направил своего пони на лесную дорогу, Алон пошевелился, послышался его еле уловимый шепот:
— Это место живет… — Он говорил так, словно сам не понимает смысла своих слов, вернее, понимает, но не может подобрать соответствующее выражение.
Тирта склонила голову, так что ее губы оказались рядом с ухом Алона.
— За нами следят? — говорила она как можно тише.