Березовый сок
Шрифт:
По дороге кто-то проехал на телеге, и сухую пыль отнесло на наше поле. Немного перестоявшая пшеница клонилась колосьями к земле, и жали мы осторожно, чтобы не осыпалось зерно. Солома похрустывала под серпами, и снопов позади все прибавлялось.
Ближе к полудню от жары трудно стало дышать. Утирая ладонью лицо, мать присела на сноп и расстегнула кофту.
– Уморился, поди, отдохни немножко, - сказала она.
– Вон снопов-то сколько навязал - не меньше моего.
Я присел на сухую, теплую землю. Мать говорила что-то еще, но я не
– Вставай, Степанушко. Не спи на солнце-то, голова заболит, - слышал я сквозь сон.
Лежал я, должно быть, долго, а мне казалось, что я только что припал к снопу. Вставать не хотелось.
– Хватит лежать-то, вставай!
– настойчивее повторила мать.
Я поднял голову и протер глаза.
Мать стояла поодаль и что-то рассматривала в руке.
– Иди-ка сюда!
– таинственно позвала она. меня.
Я подошел. На ладони у нее лежал какой-то продолговатый, остроконечный камень.
– Громовая стрела, - так же таинственно сказала мать и перекрестилась.
– Это к счастью, Степанка. Возьмем домой.
Я не знал, какими бывают громовые стрелы, но слыхал, что в грозу громовая стрела может влететь в окно и убить, а ударит в березу - щепок не соберешь.
Дома находку мать положила на божницу и показывала только самым близким...
Прошло больше недели. С пшеницей у володинской дороги мы давно управились, овес в колках тоже убрали. Наши должны были уже вернуться, но От них даже весточки не было. Прошло еще дня три, а они все не возвращались. И вот, как-то, убирая со стола посуду, мать глянула в окно и вскрикнула.
Мрачный и понурый, к воротам подходил Павел с дугой и хомутом в руках. За ним, опустив головы, как на похоронах, шли Анисья и Татьянка.
Мать выскочила из избы.
– А Игренька где?
– придушенным голосом спросила она.
Павел молчал, не в силах вымолвить слово.
– Где Игренька?
– закричала мать. Аниска со слезами бросилась ей на грудь.
– Украли нашего Игреньку, мамонька!
– выкрикнула она и затряслась от рыданий.
Мать обняла Аниску и тоже заплакала.
14. МАГАРЫЧ
Вскоре после того, как пропал Игренька, к нам приехал из Филатова незнакомый мужик. Войдя в избу, он поздоровался за руку с матерью и братом. (Анисьи дома не было, а Татьянку опять отдали в люди.) Приезжий сказал, что его направил к нам Василий Алексеевич. Я сразу догадался, что он приехал нанимать меня "в строк". Мать при мне как-то спрашивала у дяди Василия, не знает ли он кого в других деревнях, кому требуется борноволок.
Со мной филатовский мужик за руку не поздоровался, но глянул на меня внимательно. Глаза у него были голубые, брови и усы - овсяные.
– Это и есть ваш борноволок?
– обращаясь к матери и брату, спросил приезжий.
– Мне Василий Алексеевич сказывал, будто бы вы парнишку отдаете в строк?,
Мать подтвердила.
– Боронить-то умеешь?
– с добродушной улыбкой спросил он меня.
Я покраснел и молчал.
"Может, и филатовскому мужику наговорили, будто я не умею боронить?" подумалось мне.
Но он спокойно достал из кармана домотканых штанов кисет и свернул цигарку:
– Что ж, Парасковья Ивановна, мне парнишка нужен. Сколько запросишь-то?.. Жить у меня с весны до покрова.
Мать не знала, сколько за меня просить, глядела на брата. Я потихоньку вышел во двор и стал разглядывать привязанного у ворот сытого гнедого мерина, на котором приехал верхом филатовский мужик. Потом пришел Санко и стал хвалиться игрушечной заводной молотилкой, купленной будто бы за восемь гривен у одного чорданского мужика. Молотилка меня удивила. Все в ней было, как у настоящей: и барабан с зубьями, и маховое колесо, и привод, соединяющий маховик с барабаном. Правда, этим приводом была вместо ремня всего лишь простая крученая нитка, но это нас не смущало. Молотилка работала: все у нее, чему полагалось вертеться, вертелось.
В это время к нам в избу прошла зачем-то тетка Фекла. Уходя домой, она остановилась у нашего крылечка:
– Чего это вы, ребята, колдуете там?
Она подошла к нам и долго смотрела на молотилку. А когда узнала, что за нее Митрий Заложнов отдал восемь гривен, всплеснула руками:
– Восемь гривен!.. Сумасброд у тебя, Санко, отец-то, вот что я тебе скажу. На игрушку выбросил восемь гривен, а чтобы сшить тебе хоть паршивые обутки, денег у него нет! Все форсит: пускай-де подивятся соседи, какую диковину я купил Санку!
Она плюнула и пошла.
Санко за отца, видать, обиделся, уши у него покраснели, но он ничего не сказал, только еще ниже склонился над игрушкой. Вскоре о тетке Фекле мы забыли и, стоя на коленках, снова и снова запускали молотилку. Я с неохотой отстал от игрушечной машины, когда меня покликала мать.
Войдя в избу, я увидел, как приезжий раскупоривал бутылку водки.
– Садись, Степанко, с нами, - степенно и грустно сказала мать. Матвей Данилович теперь твой хозяин, с весны поедешь к нему. Слушайся хозяина.
Я молча присел на лавку.
Матвей налил три рюмки, но бутылку на стол не поставил.
– Парасковья Ивановна, а виновника-то и забыли. Как же так?
Мать поставила на стол четвертую рюмку. Хозяин налил ее вровень с краями и сам поднес мне. Водка показалась мне горькой и противной, но рюмку я выпил до дна. Хозяин похвалил меня, назвал молодцом и, чокнувшись с матерью и братом, выпил сам. Когда он стал наливать по второй, мать отставила мою рюмку в сторону:
– Хватит ему, Матвей Данилович. Рано привыкать. Скоро все оживились: у матери порозовели щеки, брат закурил, а хозяин стал еще разговорчивее.