Бермудский треугольник черной вдовы
Шрифт:
Ливнева поджала губы.
– Молодой человек, я Сене мать заменила, в школу его водила, если у кого-то про него узнавать, так только у меня.
Целый час мы с ней болтали. Бабке надо в депутаты идти, она умеет тонну слов произнести, а информации выдать ноль. Все, что я услышал, уже из Интернета знал, но кое-что по делу она сказала. Снимать кино Сеня начал в семь лет, ему на день рождения отец вручил любительскую камеру, дорогой подарок по тем временам. Тогда даже фотоаппараты не во всех семьях имелись.
– Точно, – произнес Борцов.
Я вздрогнула. Не заметила, как Глеб Валерьянович
– Любительские кинокамеры были по карману малому количеству советских людей. «Ломо», например, стоила сто сорок пять рублей и являлась дефицитной. Выпускалось несколько моделей, но их было трудно достать, приходилось переплачивать. Желание самому снимать кино выливалось в кругленькую сумму. Камера с учетом взятки продавцу доставалась примерно за две сотни, а еще пленка. М-да. Недешевое хобби для первоклассника.
– Согласен, – кивнул Денис, – цен я не знал, но подумал, что во времена динозавров аппаратура за копейки не продавалась.
Борцов крякнул, Жданов, не обращая внимания на него, резвым рысаком поскакал дальше.
– Так я и сказал Ливневой: «Отец баловал Семена». Анна Сергеевна бросилась на защиту Кратова: «У мальчика мать умерла рано, Федор Григорьевич сына очень любил. Сеня не хулиганил, с детства был вдумчивый». И давай режиссера нахваливать, дескать, он с камерой не расставался, кино постоянно снимал, сделал документальный фильм «Деревня Гуськово», его в местном клубе показывали, ребенку подарок от администрации села вручили. Семен профессию прямо с пеленок выбрал. После школы поступил…
– Почему он про деревню Гуськово фильм снял? – удивился Иван Никифорович.
– Шеф, вы сразу суть ухватили, – похвалил его Жданов, – а у меня память гениальная. Гуськово почему-то в голове засело, вроде я про него раньше слышал. И вдруг вспомнил! Где дача у родителей Веры Лазаревой была? В Гуськове! Возраст у Семена и Веры один, в детстве они могли вместе играть. Ох, забыл сказать. Отец Кратова писатель, строчил сценарии для кино, у него в Гуськове дом был.
– Так, – протянул Иван, – любопытно.
– Вот и мне так показалось, – ажитировался Денис. – Я у Ливневой поинтересовался, не поддерживал ли Семен перед уходом в монастырь близкие отношения с женщиной по имени Вера Лазарева? Вероятно, она его подруга детства из Гуськова. Домработница ответила, что Кратов жил крайне замкнуто, никаких приятелей не имел, любовниц не заводил. В школьные годы мальчика вывозили в Гуськово на дачу, там у него было много друзей, но дети к Сене в гости приходили редко. Отец работал над книгами, ему шум мешал. Имен ребят из деревни Анна Сергеевна не помнила. Я решил взбодрить ее память и спросил:
– Значит, в детстве Кратов не был нелюдимым? Когда он полюбил одиночество?
Тетка призадумалась:
– Лет в тринадцать-четырнадцать. Точно, вспомнила! Отец Сени тогда уехал с группой писателей по стране, лекции народу они читали. Я осталась с мальчиком одна, он прямо от рук отбился, целыми днями где-то носился, потом вдруг заболел, слег, неделю в постели провел, есть-пить-читать не хотел. Ни температуры, ни насморка не было, просто какая-то беспричинная слабость. Потом он выздоровел, но до конца лета на участке сидел, не хотел по улице носиться, дети к нему не заходили. Да, да, припоминаю… В Гуськове в то лето кто-то из мальчиков то ли утонул, то ли на велосипеде ехал и под машину попал, его насмерть сбили. Все дети в деревне на мопедах гоняли. Что-то такое приключилось. Сеня испугался, стал домой в Москву проситься… Вроде мы уехали в середине августа. Но вот что точно, больше Сеня в Гуськово не ездил, на следующий год истерику закатил: не хочу на дачу!
Отец рассердился:
– Не желаешь в комфортных условиях жить? Отправляйся в лагерь.
И отослал его на два месяца в Крым, в какое-то место от Министерства обороны. Семен туда ездил до окончания школы, в Гуськово категорически ехать отказывался. А его папаша, наоборот, любил дачу.
Денис обвел всех торжествующим взглядом.
– Ну? Интересно, да? Я примчался в офис, рассказал все Роберту, и мы залезли в компьютер.
– Радует местоимение «мы», – усмехнулся Троянов.
– Ты открыл ноутбук, – исправился Жданов, – но идея моя. Я подумал: у Лазаревой дача в Гуськове, Кратов там летом жил, а что Паскин? И Сачков? И Гена Волков? Вдруг они тоже оттуда? А теперь угадайте, где родился Анатолий Паскин, где он прожил до двадцати пяти лет, до смерти матери, которая его одна воспитывала? В каком селе находился дом, который Толя продал, чтобы купить однушку в Марьиной Роще? Ну? Кто хочет стать миллионером? Нужна помощь зала?
– В Гуськове? – предположил Глеб Валерьянович.
– Приз в студию, – подпрыгнул Денис, – начинается суперигра! Паскину столько же лет, сколько Лазаревой и Кратову. Троянов порылся в документах и выяснил, что во времена детства Веры в Гуськове жило двести пятьдесят восемь человек, из них семьдесят детей. Ровесников Веры шестнадцать. Думаю, к ним нужно прибавить дачников, допустим, приезжих двадцать, итого тридцать шесть ребят. Они все друг друга знали. Не хочу сказать, что одной компанией повсюду таскались, но точно общались.
– А что Сачков и Волков? – остановил нашего «гения» шеф.
– У матери Владимира дачи не было, – уже менее радостным тоном заметил Жданов, – но она могла снимать дом в Гуськове.
– Или в другом селе, – сказал Глеб Валерьянович, – не притягивай информацию за уши.
– И что получается? Лазарева прячет тетрадь с рисунками, где упомянуты ее друзья детства, она точно не хочет, чтобы картинки посторонним на глаза попались! Почему? – не утихал Жданов.
– Если желаешь спрятать вещь, ее не стоит тащить на работу, – заметил Иван Никифорович.
– Вы не правы, – заспорил Денис, – это смотря от кого чего утаить хочешь. Кто сейчас в квартире кроме Веры живет?
– Алексей Голиков, сын Инны Валерьевны, – ответила я.
– О! – обрадовался Жданов. – Вера явно не хочет, чтобы тетрадь попалась ему на глаза. Квартира у черной вдовы большая, но муж может на «живопись» наткнуться, удивиться, станет вопросы задавать. А на службе Лазарева никого не опасалась.
– Она единственная запирает стол, – протянула я.
– Во! – воскликнул Жданов. – Чуете? Красотка не желает, чтобы коллеги рассматривали ее работы, отсюда и замок. Но какая-нибудь любопытная баба могла его открыть. Тань, он сложный?