Бернадот. От французского маршала до шведского короля
Шрифт:
Через три дня он в королевском дворце давал торжественную клятву на служение шведскому народу. Одновременно с ней прошла церемония усыновления Бернадота Карлом XIII, и кронпринц получил имя Карл Юхан. Королева Шарлоттта, наблюдательная и не лишённая здравого смысла женщина, записала в этот день в своём дневнике:
"Любезный сын не мог бы оказать больше почтения и уважения своему отцу, каковое продемонстрирован принц перед королем. Его поведение как по отношению к королю, так и ко мне и прочему окружению таково, что оно принесёт ему благорасположение всего народа, и его уже повсюду начинают любить". Кажется, её прежние опасения в отношении "чужеземца" и "выскочки" рассеялись. Карл XIII, старый масон, посвятил приёмного сына в высшую степень шведского масонства. Как зло сказал Ё.Вейбулль, среди горностаев
В первые дни общения с придворными у принца Карла Юхана не обошлось без недоразумений и непонимании. Французский язык некоторых шведов, мягко говоря, слегка "поржавел", и когда шталмейстер королевы Шарлотты представлялся кронпринцу, он, вместо того чтобы сказать "grand 'ecuyer" (шталмейстер), сказал "grand 'etalon", что означало "большой жеребец". Когда же Карл Юхан в недоумении поднял брови, шталмейстер любезно пояснил:
— Нас вообще-то трое, но исполняю обязанности я.
А 67-летний обер-егермейстер (по-французски grand Veneur) барон Аксель Оксеншерна представился Карлу Юхану как grand V'eneri'en de la cour, т. е. как "обер-сифилитик двора". Когда-то барон служил во французской кавалерии, но когда это было?
23 ноября 1810 года Карл Юхан принял царского посла Сухтелена, хитрого и добродушного на вид голландца, в беседе с которым подтвердил свои намерения укреплять мир и доброе согласие между Швецией и Россией: "Я верю, что счастье Швеции неотделимо от мира с Россией" и добавил, что то своему географическому положению Финляндия должна принадлежать России". Кронпринц дал понять, что отнюдь не является ставленником Наполеона (что для русского посла, по-видимому, не было новостью). Ещё более откровенным Карл Юхан был с А.И. Чернышёвым, заехавшим в начале декабря 1810 года в Стокгольм по пути из Петербурга в Париж "прощупать" позиции кронпринца по финляндскому вопросу и осведомиться о его отношении к России.
Первая многочасовая беседа между ними состоялась сразу по приезде полковника в столицу. Уже 7 декабря Чернышёв доносил царю: "В.В. может во всякое время быть спокойным насчёт Финляндии и даже располагать свободно частью войск, которые там находятся. Во-первых, Швеция не имеет средств для наступательной войны, ни денег, ни достаточно регулярных войск, ни припасов; затем наследный принц вполне убеждён, что собственные выгоды должны побуждать его искать покровительства и поддержку В.В. и не замедлить при малейшем знаке с вашей стороны подчиниться тому, что вы пожелаете". Последовали ещё встречи, и полковник уехал из шведской столицы в полном убеждении, что Бернадот "полностью для Франции потерян". Карл Юхан заверил его в своём дружеском расположении к России: "От сохранения России зависит будущая участь всех нас. Для защиты нашего дела я готов пролить кровь до последней капли" и, со своей стороны, затронул вопрос о Норвегии. "В нём нет ничего от парвеню, — докладывал природный аристократ Чернышёв царю после визита в Стокгольм, — ни одного неверного или неуместного жеста". "Малейшие знаки" со стороны Александра I не заставили себя долго ждать.
Маршал Ж.-Б. Бернадот. Художник Ю.-Л. Кройль
Сразу по прибытии в Швецию дал о себе знать скандинавский климат: кронпринц тут же простудился и схватил насморк; впоследствии он постоянно чихал, сморкался в платок и кашлял. К северному климату он так и не привыкнет до конца своих дней, но будет нести этот свой крест с большим достоинством и без жалоб. Его спасали присутствие духа и чувство юмора.
Как-то, когда Карл Юхан лежал с насморком в постели, к нему вошёл адъютант Кристер Хампус Мёрнер, доложил, что Его Превосходительство член госсовета Веттерстедт явился осведомиться о состоянии здоровья Его Величества и выразил надежду Его Превосходительства, что "Его Королевское Высочество скоро будет вести себя намного
— Я постараюсь, мой друг.
Ну что с этих шведов взять? Перепутали французские слова "вести" и "чувствовать".
В другой раз Карл Юхан, сидя со своим французским адъютантом полковником Вильгельмом Альбрехтом д’Оршимоном (французский род Оршимонов эмигрировал в Швецию задолго до описываемых событий) за столом и поглощая цыплёнка, сказал, поднося цыплячью ножку ко рту:
— Говорят, что я похож на орла.
— Да, особенно когда Ваше Величество гложет кость, — ответил галантный француз.
Больше Карл Юхан речь об орлах никогда не заводил.
Тоска по родине никогда не покидала его. "Моё здоровье страдает от колючего климата, сейчас земля по колено покрыта снегом, который несёт печать вероятия того, что весна заставит ждать себя не ранее 13 или 20 мая", — напишет он с грустью супруге Дезире 18 марта 1821 года в Париж.
Кронпринцесса Дезире появилась в Стокгольме лишь 6 января 1811 года. Её встретили салютом из 256 пушек. Несмотря на тёплый приём, от католичества она отказаться не захотела, чем шокировала всё избранное стокгольмское общество. Королевский дворец покажется ей бараком. Королева Хедвиг Шарлотта оставила язвительную запись в своём дневнике: "Кронпринцесса маленького роста, некрасивая и без всякой фигуры. Испорченное, но приятное дитя, добрая и не лишена сочувствия". Через 5 месяцев Дезире или, как её официально именовали в Швеции, Дезидерия покинула Швецию, чтобы не возвращаться туда 12 лет. Добрая по натуре, она, по своей французской ограниченности и высокомерию, судила обо всём шведском с еле сдерживаемым презрением, мерила всё на свой французский аршин и оставила страну без всякого сожаления. Масло в огонь подливала её парижская камеристка мадам де Флот, испортившая отношения со шведскими придворными и постоянно настраивавшая свою госпожу против шведских "варваров". Неприязнь между кронпринцессой и шведами была обоюдной, никто в стране об её отъезде не горевал. Зато жалели кронпринца и обожали его сына Оскара, оставшегося с отцом в Швеции.
15. ПЕРВЫЕ ШАГИ КРОНПРИНЦА
Стремление к новому есть первая потребность человеческого воображения.
"Князя Пунтекурво" — так стали звать кронпринца шведские крестьяне — за пределами королевского замка воспринимали настороженно и не так восторженно, как в королевской семье. Поэт П.-Д.-А. Аттербум восклицал с возмущением: "Позор, что иностранец, какой-то француз восходит на древний трон Швеции. Какие чувства он может питать к нашему народу; нашему языку, к нашим обычаям?" На древнем шведском троне уже давно сидели не чистокровные шведы, а немцы, но к немцам давно привыкли и считали их за "своих", а вот французов до сих пор не было. Впрочем, и к французу скоро привыкнут, потому что он оказался нисколько не хуже, а во многих отношениях даже лучше "чистокровных" королей Швеции. Этому способствовали неординарность личности Карла Юхана, его блестящие способности, французский шарм и обходительность, а главное — работоспособность и компетентность в государственных делах. "Мой меч и мои дела — вот мои предки; усыновление меня самым добродетельным из королей и свободное волеизъявление народа, избравшего меня, — вот моё право. С опорой на любовь и доверие этого народа… я смогу придать шведскому имени новый блеск и успешно защитить интересы Швеции", — писал он в январе 1815 года. В своём законном праве и в своих способностях он никогда не сомневался.
Править страной Карл Юхан стал с первых дней появления в Швеции. В стране был вакуум власти — ведь нельзя же было считать старенького, хиленького и безобидного старичка Карла XIII настоящим правителем летевшей в пропасть страны, и деятельный энергичный наполеоновский маршал, соскучившийся по настоящему делу, естественно заполнил этот вакуум. Да и сам Карл XIII с удовольствием освобождал для него поле действия. Известно изречение Карла Юхана в этот период: "Мир — единственная почётная цель для любого мудрого и просвещённого правительства". Если на первых порах своего правления этому принципу по объективным причинам было трудно следовать, то в последующий период он стал основой всей его политики — и внутренней, и внешней.