Берсерк
Шрифт:
— Не спорь. Дело не в Даре, а в Олаве. Девочка послушна и трудолюбива, но она нравится Олаву.
— Вот и хорошо! И он ей люб — зачем же мешать?
— Он — сын конунга! Понимаешь?! Мальчишка скрывает это, но однажды я слышал его разговор с Дарой. — По голосу Реаса я поняла, что он разозлился не на шутку. — А кто она? Безродная словенка! Большее, на что она сгодится, — это со временем стать его наложницей. Если мы позволим им сойтись теперь, то потом Олав проклянет нас. От девчонки нужно избавиться! И не спорь!
Я не успела отшатнуться, и выскочивший из избы Реас Чуть не
— А-а-а, ты здесь, — хмуро буркнул он.
— Я все слышала… — пробормотала я. Эст кивнул:
— Оно и к лучшему. Готовься. В конце лета поедешь со мной в Хьяллу.
Больше я уже ничего не услышала. Мир рухнул, придавив меня своей тяжестью, а в ушах загудело море. Побледневший Реас подхватил меня на руки и, что-то приговаривая, понес в горницу. Рекон перехватила меня, уложила на лавку и, унимая бьющую меня дрожь, навалилась сверху. От нее пахло теплом, нежностью и уютом, и мне захотелось заплакать.
— Пойми, Олав не для простой девчушки из болот. Он — сын конунга, — шептала эстонка. — Когда-нибудь об этом узнают все. Разве тогда он не возненавидит тебя — безродную, прибившуюся к его знатности? Реас обещал подыскать тебе в Хьялле хорошего хозяина. Там будут все эсты… Они повезут дань для киевского князя Владимира. И киевский воевода Сигурд приедет туда с большой дружиной… Неужели среди них не найдется одного доброго человека?
Какие-то горячие капли падали на мое лицо. Я отрешенно взглянула на Рекон и поняла, что она плачет. Это было странно — ведь Рекон никогда не плакала. Даже на похоронах своего последнего, родившегося мертвым ребенка она лишь кусала губы и стискивала мою руку. Если Рекон плакала, но не противилась решению мужа, значит, Реас был прав. Конечно, я и не помышляла выйти замуж за Олава, но ведь мечтала же все время быть рядом с ним… А если он и впрямь станет презирать и ненавидеть меня за это?
Я сглотнула, перевела дыхание и выдавила:
— Хорошо. Я поеду с Реасом… — Но, услышав за дверью громкий голос рвущегося в горницу Олава, прошептала: — Только пусть он проводит меня в Хьяллу. С ним мне будет не так страшно…
Хьялла располагалась недалеко от моря, в окруженной лесом долине. На больших, настежь распахнутых воротах городища красовались искусно вырезанные из дерева выдрьи морды. Они проводили нашу телегу жадными узкими глазами и безразлично уставились на дорогу в ожидании новых гостей.
Небрежно кивая знакомцам, примолкнувший Реас вывез нас на площадь. В дороге эст шутил и бодрился, но, едва очутившись за выдрьими воротами, растерял свою показную веселость и теперь лишь сосредоточенно сопел носом и подозрительно косился на возможных покупателей.
На площади обычно тихой Хьяллы шумел и толкался разнообразный люд. Поставив телегу у раскидистого дерева, Реас помог мне слезть и повел к торговым рядам. Олав не отставал от нас и, едва эст пристроил меня на каком-то истертом бревне, уселся рядом и принялся задумчиво ковырять землю носком сапога. Он так и не понял, почему названый отец решил продать меня, и от этого непонимания стал угрюмым и недоверчивым.
— Эй, Реас! Сколько хочешь за мальчишку? — протиснулся к нам толстомордый эст в добротном темно-красном плаще. Реас окинул его беглым взглядом и угрюмо помотал головой:
— Парень мой, Линн. Я девку продаю…
— Жаль. Парнишка-то хорош. — По-бабьи покачивая бедрами, толстомордый подошел поближе и, взглянув мне в лицо, грубо расхохотался. — Ты спятил, Реас? Кто ж купит такую уродину?
— Зато она по хозяйству справна, — пряча глаза, пробурчал мой владелец.
— Справна? Ха-ха-ха! — Толстый Линн скривился и, передразнивая меня, выкатил вперед губы. — А что ей остается, образине? Только девок не за справность ценят. Сам знаешь, на что они лучше всего годятся… А эта? Никому она не нужна. Разве что такой добряк, как я, возьмет ради забавы.
Он оборвал смех, дернул отвернувшегося Реаса за рукав и протянул ему деньги:
— На…
Реас покосился на ладонь Линна:
— Мало!
— Мало?! За такую?! — возмутился тот. Пухлые пальцы толстого эста вцепились в мой Подбородок и дернули его вверх. — Да ты погляди на нее! Кто ее дороже купит?!
— Сказал же тебе — мало! — уперся Реас. Я видела, что он попросту не желает продавать меня толсторожему, поэтому бесстрашно вырвалась из стискивающих мои щеки пальцев.
— Ах ты, мразь! — прошипел Линн и хлестко ударил меня по щеке.
Я смолчала, но Реас не выдержал. С хриплым вздохом он толкнул толстомордого в грязь, ухватил меня за руку и протискиваясь сквозь собравшуюся на шум толпу, потянул прочь.
Стой! — Линн вскочил и, на ходу отряхивая зад, припустил за нами. Вокруг загомонили. Отпихнув меня с Олавом за спину, Реас принялся закатывать рукава. ростом он был не ниже Линна, но намного тоньше и уже в плечах. Если толстяк победит, то возьмет меня без всякой платы…
Я вцепилась в запястье Олава и почувствовала сотрясающую его дрожь.
— Не бойся, — утешая скорее себя, чем его, прошептала я. — Реас не даст меня в обиду. Урманин отшвырнул мою руку:
— Я никого не боюсь! Слышишь?! Я сам сумею защитить тех, кого люблю!
Растерявшись, я не сразу уразумела его слова, а когда поняла, было уже поздно. Проскочив между широко расставленными ногами Реаса, Олав очутился перед разъяренным Линном. Рядом с двумя взрослыми мужами он казался совсем маленьким и слабым.
— Уберите паренька! — вскрикнула какая-то женщина.
Олав сверкнул на нее глазами и шагнул к Линну. Не знаю, где и у кого он учился драться, а может, просто взыграла его воинственная урманская кровь, но с резким, лающим выкриком он прыгнул вперед и влепил кулаком в склонившееся недоумевающее лицо моего недавнего обидчика. Брызнула кровь. Толпа дружно охнула.
— Перестань! — кидаясь к закусившему губу Олаву, крикнул Реас, но опоздал. Не давая толстомордому эсту опомниться, Олав ткнул головой в живот противника. Линн повалился навзничь.
— Перестань, же! — Реас наконец сумел ухватить Олава за рукав.
— Не тронь! — чужим, совсем не похожим на свой голосом выкрикнул тот. — Он — мой!
— Но, сын…
— Я не твой сын! Я не верю тебе! Ты продаешь Дару!
Реас попятился, растерянно развел руки, но ткнулся спиной в зазевавшегося зрителя и опомнился: