Бесенок
Шрифт:
— Так ты и не отступайся. Просто купи у меня печи для нужд церкви. По завышенным ценам. Дескать, очень нужно. Горит. Я ведь их по заказу отца для нужд армии готовлю. Вот наценку и дай, чтобы умаслить.
— Деньги? Зачем тебе они?
— Ты разве не понимаешь, куда они пойдут?
— Учитывая то, что тебя сегодня видели у казарм Бутырского полка, догадываюсь.
— Вот. Помощь это? Нет. Вмешательство? Упаси Боже. Просто матери-церкви очень понадобились переносные походные печи для каких-то своих северных и сибирских
— Думаешь, Софья или ее соратники дураки? И ничего не поймут?
— Если Милославские проиграют помощь церкви зачтется. Петр не забудет этого.
— А если выиграют?
— Если ты поможешь с деньгами — не получится им выиграть. Никак не получится.
— Блажен, кто верует… — буркнул патриарх.
— Блажен. Но так твоя совесть хотя бы будет чиста.
— Ой ли?
— Именно так. Отставь свой чин в сторону и ответь мне как простой русский человек. Хотел бы ты, чтобы на Руси воцарилось католичество или протестантизм? Скорее последнее. Ведь Милославские дружны с раскольниками, а те, в свою очередь, близки с протестантами. Или ты потом, допустив сие, в могиле станешь ворочать, а то и упырем каким неупокоенным восстанешь не в силах такое терпеть?
— Типун тебе не язык! — рыкнул Адриан.
— Типун, — покладисто кивнул Алексей. — Я не прошу от тебя ответа в слух. Ответь для себя. Хочешь, чтоб было так?
— Я не просто так говорю про то, что преуспеть вам супротив Милославских будет непросто.
— Я слышал о том, что они к четырем полкам, стоящим в Великих Луках, подтягивают иные. И что злодеев к Москве стягивают тайно.
— Кто бы сомневался. — фыркнул патриарх. — А про отца слышал?
— Про него разное болтаю. Что-то конкретно?
— О том, что его подменили.
— Конечно слышал. Эти же болтуны языкатые рассказывают по углам, о том, что и я — одержимый чернокнижником. И одержимость эту наслали немцы, дабы взять через меня власть над Русью.
— А это не так?
— Ты хочешь, чтобы я оправдывался? — по-доброму так улыбнулся Алексей, только глаза сделались злыми-злыми. А потом тем же практически елейным голосом продолжил. — Или ты сам дурак старый утратил веру в Мать-Церковь? Ту самую, в которой я причастие принимаю. Или, быть можешь, ты раскольник старый, что отрицает ее святость? Или даже прости господи пастафарианин?
— А это что такое?
— Слышал я краем уха о такой секте новой. Они де постулируют вкушение в пост мясных шариков вареных с таким же вареным хлебом, а также веру в Спасителя, который не вознесся, а спит на дне морском до срока.
— Ужас какой…
— Ужас, — кивнул царевич. — Вот я и спрашиваю — неужто поддался соблазну дьявольскому?
— Ты говори, да не заговаривайся!
— Тогда отчего помочь не хочешь? Ну выехал отец по делам из России. Ну и что? Владимир Святой тоже регулярно покидал Русь.
— Владимир
— Отца тоже окружают верные люди.
— Болтают, что не все.
— Судя по всему, его пытались убить в Риге, устроив провокацию. Но обошлось. Бог отвел. То ли устроить не смогли, то ли папа не поддался на нее. Теперь ты сказываешь про убийцу, что при нем. Сам-то понимаешь, что ежели бы он был, он уже бы сделал задуманное.
— А если его убьют? Если это не пустые слова?
— Тогда я наследник.
— Как будто на тебя у злодеев рука не поднимется, — фыркнул Адриан.
— Слушай. Я тебя не понимаю. В твоих рассуждениях нет связки. То ты меня называешь одержимым чернокнижником, то беспомощным агнцем. У тебя в голове то у самого как это уживается? Смотри. Если я чернокнижник, то убить меня будет крайне сложно. Логично? А если агнец, то, выступив на стороне моих убийц ты поддержишь семя Каина и угодишь прямиком в ад. Есть возражения? Молчишь? Может тебе просто денег жалко?
— Печи я куплю. — хмуро произнес Адриан. — Дело не в них.
— Разве?
— Ты не понимаешь.
— Хм. Однажды сын спросил отца: как далеко мы пойдем? На что отец ответил: дело не в том, как далеко мы пойдем, а в том, насколько крепка твоя вера, чтобы пойти так далеко, как потребуется.
— Что сие?
— Уже не помню откуда. Читаю книг много и быстро, отчего в голове все перемешалось. — честно соврал Алексей, отлично помня о том, что эту фразу он слышал в одном веселом, но достаточно безумном фильме про изрядно отмороженных ирландцев. — Вот я и спрашиваю тебя Владыко. Насколько крепка твоя вера?..
Царевич ушел лишь спустя три часа.
Получив не изначальные полторы цены, а целых три за каждую печь. Потому как сумел в конечном итоге смутить, а потом и запугать Адриана. Ухватываясь за оговорки и вытаскивая их как ниточки. Например, он развил тему того, что патриарх лично знает о заговорщиках и не донес Ромодановскому. И не выступил живым доказательством их измены. Ну и так далее. В итоге Адриан к концу уже отчаянно боролся между желанием царевича самому прибить и побуждением — дать ему то, что он просит.
Сдержался.
Выпроводил.
Перекрестился, нервно выдохнув.
И начал лихорадочно придумывать для себя оправдание. Ведь слуги царевича увозили с ним довольно приличную сумму. Адриану же теперь требовалось «родить» отмазку — зачем ему эти печи, да еще столь остро понадобились. Ведь Милославские спросят. Суток не пройдет как спросят…
Глава 3
1698 год, апрель, 5. Москва