Бешенство
Шрифт:
— Сколько они тебе предложили? Я заплачу больше.
— Я уже согласился.
— Сколько? Он откашлялся.
— Дело не в деньгах. Не хочу, чтобы вам показалось, будто причина в деньгах. Это… все вместе.
Она медленно откинулась на спинку стула.
— Значит, я не смогу предложить тебе ничего лучше.
— Нет, — подтвердил он, глядя в стол. — Они хотят, чтобы я начал как можно скорее.
— А как же моя мама? Что, если я не смогу никого найти тебе на смену?
— Я уверен, вы найдете.
— И
— Две недели.
— Две недели? Думаешь, отыскать сиделку — это просто? Мне понадобилось два месяца, чтобы найти тебя.
— Да, я знаю, но…
— Ну и что же мне, черт возьми, теперь делать?
Отчаяние в ее голосе повисло в воздухе грязной завесой.
Он медленно поднял на нее глаза и посмотрел удивительно невозмутимым взглядом.
— Я люблю Элен. Вы это знаете. И я всегда обеспечивал ей самый лучший уход, насколько мог. Но, Тоби, она не моя мать, а ваша.
Простая истина, заключенная в этом утверждении, обессмысливала любой ее ответ. «Да, она моя мать. Я за нее в ответе».
Она посмотрела на Элен и увидела, что та не обращает на них никакого внимания. Мама взяла салфетку и, сосредоточенно морща лоб, принялась складывать ее снова и снова.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто хотел бы взяться за такую работу? — спросила Тоби.
— Я дам вам несколько контактов, — пообещал он. — Я знаю нескольких человек, кто мог бы заинтересоваться.
— Была бы признательна.
Они смотрели друг на друга через стол, на этот раз не как работник и наниматель, а как друзья.
— Спасибо, Брайан, — проговорила она. — За все, что ты для нас сделал.
Часы в гостиной пробили половину часа. Тоби вздохнула и неохотно выбралась из кресла. Пора на работу.
— Тоби, нам надо поговорить.
Отвлекшись от хрипящего трехлетнего малыша, она увидела в дверях кабинета Пола Хокинса.
— Подождешь минутку? — спросила она.
— Это очень срочно.
— Хорошо, сделаю укол и через минуту буду.
— Я жду на служебной кухне.
Принимая из рук Модин пузырек эпинефрина, Тоби заметила вопросительный взгляд медсестры. Они обе задавали себе один и тот же вопрос: что делает руководство в десять вечера в четверг на работе? Глава отделения неотложной помощи пришел в костюме и галстуке, а не в больничной униформе. Уже чувствуя тревогу, Тоби набрала эпинефрин в туберкулезный шприц, а затем наигранно весело обратилась к ребенку:
— Мы поможем тебе дышать легче, гораздо легче. Тебе придется немножко посидеть, не двигаясь. Это будет как укус пчелки, но быстро пройдет, ладно?
— Не хочу, чтобы пчелка кусала, не хочу.
Мать малыша обхватила сынишку покрепче.
— Он терпеть не может эти уколы. Просто делайте, и все.
Тоби кивнула. Торговаться с трехлетним ребенком — дохлый номер. Она ввела лекарство, вызвав такой вопль, от которого стены могли бы облупиться. Так же внезапно крик прекратился, и мальчик, все еще всхлипывая, жадно уставился на шприц.
— Хочу это.
— Я дам тебе новенький, — сказала Тоби, протягивая неиспользованный шприц без иголки. — Можно в ванной играть.
— Буду сестре уколы делать.
Его мама закатила глаза:
— То-то она обрадуется!
Хрипеть малыш стал значительно меньше, поэтому Тоби оставила Модин понаблюдать за ним, а сама пошла на кухню к Полу.
Он поднялся, когда Тоби вошла, однако разговор начал, только когда та закрыла дверь.
— Сегодня вечером было собрание руководства, — сообщил он. — Только что закончилось. Я подумал, что мне лучше сразу прийти и рассказать, что там было.
— Я полагаю, снова насчет Гарри Слоткина.
— Это был только один из вопросов.
— Были и другие?
— Всплыл также случай со вскрытием.
— Понятно. У меня такое ощущение, что мне лучше присесть.
— Думаю, нам обоим лучше это сделать. Она взяла стул и села к столу напротив Пола.
— Если вы собрались, чтобы поджарить доктора Харпер, почему меня не пригласили на барбекю?
Пол вздохнул.
— Тоби, мы с тобой могли бы выкарабкаться из истории с Гарри Слоткиным. Во всяком случае пока тебе везет. Его семейство еще не подавало иск. И шумиха вокруг него, похоже, затихает. Судя по тому, что я слышал, Казаркин Холм — а также доктор Валленберг — пресекли все попытки прессы выпустить новые статьи по этой теме.
— С чего бы доктор Валленберг решил оказать мне услугу?
— Я полагаю, не в интересах Казаркина Холма делать достоянием гласности, что один из их богатеньких пациентов шляется где-то как последний бродяга. Ты же знаешь, это ведь не заурядное сообщество пенсионеров. Их успех зависит от высокого статуса, им необходимо быть лучшими и брать за это бабки. Никто к ним не пойдет, если возникнут хоть какие-то сомнения в благополучии их пациентов.
— Значит, Валленберг защищает свою дойную корову, а не меня.
— Неважно, по какой причине, но он помог тебе отделаться. А ты взяла и разозлила его. И с чего это тебе в голову взбрело? Вызвать судмедэксперта! Превратить это в криминальное дело!
— Это был единственный способ поставить диагноз.
— Этот человек уже не был твоим пациентом. И решение о вскрытии должен был принимать Валленберг.
— Он не хотел этого. Либо он не хотел знать причину смерти, либо боялся ее узнать. Это единственное, что пришло мне в голову.
— Ты выставила его в черном свете. Выглядело так, будто он совершил какое-то преступление.