Бесконечная история
Шрифт:
– Скажи это своему брату, который с утра пытался запихнуть Кастиэля в душ…
– Он что?
– Вот я бы сомневался в личности твоего брата, а не в своей. Я так проще некуда, - развел руками Габриель. – Но если я тебе все расскажу, то так будет неинтересно. Потому прекрати шуршать винтиками в голове и пойдем на ярмарку.
– Это ярмарка?
– Ну что-то типа того. Конфеты там вкусные, только раскупают быстро, - вдруг заволновался архангел. – А мы этим идиотам не сказали, куда пошли. Ты за конфетами, а я к ним и догоню тебя! Чур красные – мои, они слишком редкие… - не дослушав, Сэм широко улыбнулся и побежал в сторону видневшихся шатров.
– Вот ребенок же, - заключил Габриель. На то, чтобы сообщить Кастиэлю, что у него есть как минимум час на срочное исправление положения дел, ушла всего
– СЭМ, Я ЖЕ ПРОСИЛ, КРАСНАЯ – МОЯ!!! – заорал он застигнутому врасплох Сэму, который под просьбами продавщицы решился попробовать одну. Он чуть не проглотил ее от неожиданности, не понимая, почему архангел вдруг сошел с ума. Летящий на всех парах к нему Габриель заставлял Сэма нервничать – он понятия не имел, что теперь хочет сделать архангел. Конфета таяла чудесным вишнево-клубничным вкусом, редко-удачным сочетанием. А еще некстати сработал один из древнейших и первых безусловных рефлексов в истории человечества – хватательный. Сэм едва успел перехватить Габриеля в полете, когда тот с решительным выражением лица подбегал к нему с туманными намерениями. Он приоткрыл рот, намереваясь спросить, что случилось, когда…
Когда случилось это. Габриель, не волнуясь вообще ни о чем, целовал его прямо на глазах всей ярмарки, холодными ладонями касаясь щек Сэма. Тот, все еще крепко держа архангела на весу за спину, чья ширина равнялась длине руки Сэма, едва ли не идеальное соотношение, пребывал в некотором шоке еще с момента окрика, даже не думая о том, чтобы закрыть рот. Подумать то он может и подумал, только закрылись почему-то глаза. В закромах разума отчаянно билась мысль о том, что отключая один из органов чувств, усиливается другой, но не то, чтобы Сэм был особенно против. Следы конфеты искали на его губах, поспешно и с ожиданием протеста, а затем чужой язык прошелся по небу, бесцеремонно оттолкнул язык Сэма и забрал конфету себе, позволив ей скользнуть по нижней губе младшего Винчестера. Но и этот след от Очень Вкусной И Редкой Конфеты вредный архангел оставлять не хотел и слизнул его, отправив предварительно конфету за щеку. Исчезновение конфеты, тем не менее, Сэма волновало меньше всего, и он ушел в себя, надеясь, что его от природы не любившее выражать мыслительную деятельность лицо не выдаст его на этот раз. Судя по отчитывав-шему его Габриелю (оказалось, что он за этой Конфетой гонялся уже на трех ярмарках), тот ничего не заметил. Хотел бы и младший Винчестер ничего не заметить. Щеки горели, напоминая о прохладном прощании кончиков пальцев, когда Габриель отпускал его, на губах все еще ощущалось мягкое давление теплых губ, контрастных с небольшими ладонями, а сердце просто билось, впервые выполняя свою работу качественно, так, что ощущалось в районе грудной клетки. Ему и мозгу так понравилось посылать импульсы к мышцам рук, чтобы те обхватили такое миниатюрное, сильное и созданное специально для его широких объятий, тело. Другое дело разум, который все еще стеснялся подобной реакции, напоминая о бурных выпускных годах, когда, наслушавшись авторитетных речей Дина, ему пришлось впервые провести с девушкой ночь. А еще более отличным было дело о том, что реакция незамедлительно последовала еще даже не на поцелуй, но именно на объятие, и тут Сэм начинал себя чувствовать просто моральным извращенцем, хотя все это было гораздо проще. Он слишком долго оставался один, тело обязано так реагировать на любое более ли менее подтекстное прикосновение, а мозг… Да черт с ним, он и так изощрен лестью от того, что целовал его архангел Габриель. Габриель. Скольких он вообще перецеловал?
А конфета была вкусная.
*****
– А спросить нас, хотим ли мы на ярмарку? – накинулся первым делом на Габриеля Дин. В последние полчаса Сэму пришлось отвечать на нелогичные вопросы архангела, порою просто настолько бытовые и привычные, что не сразу находился ответ. Это все равно, что спросить «а зачем меряют пульс?» или, что еще более дико, «а зачем дышать?». И Сэм бы понял, если бы вопросы были общими, но они касались именно его. Аж до любимого звука (не музыки!), начиная от простого – цвет. И теперь он мог вздохнуть спокойно,
– А вам что, скучно было? – по-настоящему удивился архангел, разглядывая огромными глазами Кастиэля. Тот опустил голову и покраснел так сильно, как только смог. – Так, пошли, семейная консультация, - он ухватил Каса за шиворот и утащил на тот самый причал, так далеко, насколько было можно, чтобы Сэм и Дин не слушали их.
– Они какие-то странные сегодня, - выдохнул Дин. – Сперва Кас запутался в своих руках, я чуть не обалдел, когда узрел, как он меня лапает, потом этот вот придурок ожидал, что нам будет весело на унылом берегу… Слушай, а с тобой что?
Сэм помотал головой, не доверяя речевому аппарату, который подыскивал описания запаху Габриеля. А еще он боялся начинать думать, потому что тогда пришлось бы искать ближайшую стену. Где вы еще видели идиота, который размышляет о запахе?
– С ума все посходили вообще, - возмутился Дин, почесывая шею. – А вообще руки у Каса ничего, научить его, так баб с ума сводить не только видом будет… Что ты на меня, как на второе пришествие вылупился?
– Мир сошел с ума, какая досада, - фыркнул Сэм. Впрочем, если Дин размышлял о руках Кастиэля, то Сэм вполне мог… руки. Да святые ежики же уже!
– Сэмми, это у меня глюки, или они пошли на крылатом уровне отношения выяснять? – толкнул Дин младшего брата.
Они молча и не сговариваясь протянули руки к камере. Две фигуры, окруженные гигантским прозрачным маревом с белыми отбликами, стояли на краю причала, причем одна с осуждением, уперев руки в бока, а другая старалась сжаться в комочек.
– Кас, ты такой же дурак, - под конец выдохся Габриель и потрепал младшего брата по волосам. – Я и сам думал, что не добегу и улечу на середине пути. А еще он… - он замолк, поежившись.
– Я хотел бы хоть каплю твоей смелости, - грустно выдал Кас, потирая лоб. – Я пытался, но он не воспринял всерьез…
– Серьезен мужик или нет, проверяется только одним способом, мимо не пройдешь! – поучительно заявил архангел.
– И потому на тебе другие шорты?
– Не-не-не, это совсем другая… Я скажу «да», только если ты завтра же найдешь подходящий угол и в деталях расскажешь Винчестеру, какой он идиот. Даже малышки в кафе, и те не понимают, почему «дядя с лягушкой на шее» сидит, как каменный, хотя ему совершенно точно хочется взять за руку «красивого дядю в плаще»…
– Так и сказали? – Кастиэль округлил глаза, вновь краснея, вмиг забыв о переодевании Габриеля.
– У тебя столько крови нет, сколько ты краснеешь.
К вечеру стало совсем плохо. К рукам, глазам, запаху, голосу и идеальному соотношению добавились еще волосы, почему-то нос и злосчастная цепочка. Сэм почти поверил в то, что это заговор, но продолжал тупить в экран лэптопа до полуночи, сбивая свои мысли с накатанного круга: смятая ткань рубашки и тепло под ней – запах, как после дождя и одновременно солнечный, которого быть не может, но он есть – необходимый для его рук вес – легкое поглаживание скул – отчаяние губ – третий вкус, терявшийся на фоне вишни и клубники, но незабываемый и трудноописываемый. А затем все сначала, наоборот и с резкими флэшбэками в виде полуприкрытых ярчайших глаз, которые до того точно не были… настолько прозрачными. Он совершенно точно сходил с ума, но никак не мог перестать облизывать собственные губы. Остановили его только первые признаки трещинок.
Дин и Кастиэль давно спали, привычно поделив подушки, одеяло и пространство своей кровати, тогда как Габриель без каких-либо стеснений развалился на всю ширину кровати, хотя его для нее и не хватало. Подойти к нему и лечь спать сейчас казалось чем-то невообразимым, отчего к щекам опять – в который раз! – приливала обжигающая кровь, а из ушей едва ли не пар валил, как в качественно-эмоциональных мультиках. Если бы у него был такой же молоток, как в мультиках, он бы обязательно себя им двинул. Потому что он вообще не отвечал за собственные руки, которым очень хотелось еще раз прижать к хозяину кого-нибудь настолько же сильного и маленького, чтобы можно было защитить и сделаться одновременно слабым-слабым. Ну, или просто зачеркнуть «один» и написать «двое как один». Что-то он не замечал такого до того момента.