Бесконечная война
Шрифт:
В моменты неосторожного горя, несмотря на всю свою красоту, Лотти выглядела весьма неприглядно. Милена смотрела, как она сморгнула две слезинки, прежде чем попыталась найти убежище под фальшивой крышей, которой была её улыбкой.
— Зачем ему нужно спасать мою жизнь?
Совместно они только ужинали. Все остальные приёмы пищи проходили отдельно. Во время еды обе молчали. Поначалу Мирадель приписывала молчание девушки её трудному детству — рабыни были повсеместно приучены оставаться тихими и незаметными в присутствии своих хозяев. Но смелость Лотти в остальном заставила её изменить это мнение.
Первое время в их совместном проживании было некоторое утешение, вызванное тем, что Мирадель пребывала в беспредельном изнеможении, а Лотти — в раболепном упрямстве. На самом деле именно её многочисленные знакомые и друзья (среди которых было полно мужчин) — созвездие грязных жизней вокруг неё, — порождали основные конфликты.
Довольно быстро Милена осознала, что свою жизнь Лотти вела куда как более открыто, чем оказалась вынуждена делать сейчас. У неё часто присутствовали гости, а сама девушка легко могла позвать подруг, уйти, или гулять не только днями, но и ночами.
Ныне она не только оказалась вынуждена стать куда как осторожнее, но и не могла надолго покидать Мирадель.
— А как же Беза? — спросила императрица. — Что если бы он пришёл к тебе, но не застал?
Лотти скептично посмотрела на женщину.
— Для этого есть почтовые шкатулки, — поведала она, а потом достала одну такую из недр шкафа. — Теперь он уже не пишет, — и пожала плечами, — свой экземпляр оставил где-то во дворце.
Вечером прибыл Карсин и Лотти едва сдержала крик, когда увидела его тёмную фигуру в дверях — обе женщины были обеспокоены его долгим отсутствием.
Капитан гвардии становился всё более скрытным во время своих визитов. Милена даже поймала себя на мысли, что скучает по нему. Точнее не по самому Безе, а скорее… по ауре его силы. Нечто подобное было у неё с Ольтеей, но там примешивалось ещё любовное желание и страсть, застилающая глаза. Что-то невообразимо иное, но в чём-то схожее, было и с Дэсарандесом.
Когда они были вдвоём с Лотти, казалось, может случиться что угодно и они окажутся беспомощными. Они были слабыми. Но когда Карсин приходил к ним, принося с собой запах всеобщего напряжения, они начинали чувствовать себя почти маленькой армией.
Какой бы грубой, обезьяньей она ни была, мужская сила представляла собой столько же надежд, сколько и угроз. Особенно если её носителем являлся сион.
«Мужчины, — рассуждала Мирадель, — были хорошим тонизирующим средством против других мужчин».
Беза выкрасил волосы и бороду в светлый цвет, что, вероятно, объясняло едва не вырвавшийся у Лотти крик. А ещё он переоделся: теперь на капитане была стёганая кожанка с железными кольцами поверх синей хлопковой туники, отчего выглядел весьма внушительно. Впрочем, последнее всегда незримо присутствовало вокруг него и всегда удивляло Милену, сколько бы раз она его ни видела. Сейчас императрица и вовсе не могла смотреть на его руки, не ощущая смутно уловимого желания объятий.
Мирадель
Его лицо выглядело более утончённым из-за светлой бороды. Голубые глаза стали ещё более холодными и, если это возможно, ещё более решительными от испытываемой преданности. Он стал казаться ей воплощением прибежища, единственной душой, которой она могла доверять, и женщина глубоко любила его за это.
Но сейчас Мирадель застыла. Ей достаточно было увидеть выражение его лица, чтобы понять: он нашёл ответ на её самый отчаянный вопрос.
Беза отодвинул встревоженную Лотти в сторону, шагнул вперёд и тут же упал на колени у ног своей императрицы. Он хорошо её знал. Знал, что она никогда не простит ему напрасных проволочек. Поэтому он произнёс именно то, что она увидела в его глазах.
— Все, ваша милость… — начал он и сделал паузу, чтобы сглотнуть. — Все считают, что Ольтея прячется вместе с вами. Она не у Силакви.
Эти слова не столько взорвались внутри неё, сколько взорвали её саму, будто бы бытие стало осязаемым, и щемящее чувство потери проскользнуло на своё место.
Ведь Ольтеи не было рядом. Они не прятались вместе. А значит… значит…
Так долго эта женщина была самой сильной и надёжной её частью, а сердце Милены было местом её обитания. Теперь она был вырвана из тела императрицы. Мирадель могла только упасть назад, истекая кровью.
— Ваша милость! — воскликнул Карсин. Каким-то образом ему удалось поймать её, когда она была уже в полуобморочном состоянии. — Ваша милость, пожалуйста! Вы должны мне поверить! Силакви действительно не убивал её и не знает, где она находится. Она жива, моя госпожа, она точно жива! Вопрос только в том, кто это сделал. Кто мог тайком вывезти её из дворца? Кто мог помочь и спрятать?
И поскольку Беза был послушной душой, одним из тех слуг, которые действительно ставили желания своих хозяев выше собственных, он начал перечислять всех тех, кто мог бы взять её любовницу и жену принца Финнелона под свою защиту: министров, гвардейцев, офицеров армии… Он знал, что его известие встревожит её, поэтому заранее отрепетировал свои ободрения, свои доводы против полного отчаяния.
Милена немного пришла в себя от силы его пылкости, от красоты его искренних признаний. Но она не слушала его по-настоящему. Вместо этого она подумала обо всём ей пережитом и читала молитвы.
«Пожалуйста, божественный Хорес, сохрани её в безопасности».
Вскоре разговор сместился на другие, не менее важные темы. В частности об оставшихся на свободе (и живыми) союзниках.
— Мы можем доверять этому человеку, ваша милость. Я в этом уверен, — утверждал Карсин.
Мирадель, как обычно, сидела на диване, а Беза, скрестив ноги, устроился возле неё на полу. Лотти лежала, свернувшись калачиком, на своей кровати и наблюдала за ними с каким-то равнодушным видом. Масляная лампа, стоявшая на полу, давала освещение, углубляя желтизну стен, делая чернильными углубления между плитками и отбрасывая раздутые тени присутствующих на дальние уголки комнаты.