Бесконечный поцелуй тьмы

Фрост Джанин

Ей оставалось только лишь верить словам Менчереса, что во время этих провалов в памяти она не причиняла никому вреда. Ну, его словам, а еще и холодильнику с быстро убывающими пакетиками крови. Менчерес сказал не беспокоиться, потому что Горгон вернется к рассвету. Это вызывало в Кире одновременно и отвращение, и облегчение. Ей не нужно было рассказывать, что сейчас она представляет угрозу для любого создания с бьющимся сердцем, но, хотя ее тело страстно желало этой красной жидкости с безграничной свирепостью, разум Киры по-прежнему не мог примириться с тем, что она пила кровь.

Человеческую кровь. Она считала это формой каннибализма, хотя теперь она уже не человек.

Она откинулась назад, и совершенно неожиданно стул под ней рухнул. Еще более удивительным было то, что она не растянулась на деревянном полу, а стояла с по-прежнему накинутым на плечи шерстяным пледом и смотрела на сломанный стул. Она вскочила до того, как он упал? Боже, неужели она действительно так быстра теперь?

Покалывание на коже объявило, что Менчерес вошел в комнату. Он был почти беззвучен в своих движениях; лишь запах и слабый шорох одежды мог бы выдать его присутствие, если бы Кира не чувствовалаего и без того. Ей даже не требовалось оборачиваться, чтобы узнать, на каком они расстоянии друг от друга. Чем сильнее возрастала эта вибрация на ее коже, тем ближе находился Менчерес.

Неужели все люди чувствуют, будто вокруг них расположено собственное электрическое силовое поле? Или это исключительно для вампиров? Кира не хотела спрашивать. Она не была уверена, что сможет принять более подробную информацию прямо сейчас.

— Я не знаю, что случилось, стул просто сломался, — сказала она. Слишком много времени ей дали на себя. Она не провела в одиночестве и десяти минут, прежде чем стул самоликвидировался.

— Оставь его. Я займусь им.

Даже голос его звучал иначе, чем прежде, до того, как она проснулась не умершей. Он был глубже, нюансы его акцента богаче. Казалось, он окутывает ее, словно густой, манящий туман.

— Я могу сама.

Кира подняла большой кусок стула, но древесина разлетелась в ее руке на куски. Она моргнула и попыталась еще раз, но произошло то же самое. Выглядело так, будто стул распадался, как только она прикасалась к нему.

— Что…? — начала она.

Менчерес подошел к ней, близко, но не касаясь. Всякий раз, когда у нее наблюдался продолжительный период осознанности происходящего, вот как сейчас, ей приходилось просить его не прикасаться к ней. Она знала, что это просьба отбрасывалась всякий раз, когда на нее находило кровавое неистовство, но она не могла винить его за это.

Конечно, с его запахом и покалыванием окутывающей его ауры, Менчерес мог с тем же эффектом касаться ее. Добавить его голос, и Кира чувствовала себя полностью поглощенной им, просто находясь рядом.

— Ты не привыкла к своей новой силе. — Он нагнулся и поднял кусок деревянного подлокотника. И тот не рассыпался в щепки, как это происходило у нее. Он протянул его Кире.

— Попробуй взять ее, но очень осторожно.

Она схватила деревяшку — и она развалилась в ее руке. Разочарованная, Кира обернулась, но ее остановило непонятное жжение в лодыжке. Она посмотрела вниз. Правая нога ушла сквозь деревянный пол.

— Ну что за черт? — воскликнула она, высвобождая ногу. Половые доски вылетели вместе с ней, оставляя за собой

дыру.

— Как я уже говорил, ты не привыкла в своей силе, — заметил Менчерес. Ни нотки выговора не окрасило его тон, хотя она только что испортила ему стул и пол. — Это еще одна причина, по которой ты не можешь находиться рядом с людьми, пока не приспособишься к своим новым способностям.

Она даже не могла откинуться на стуле или топнуть ногой, не причинив при этом крупного ущерба? Добавить к этому ее ежечасные или около того отключки на фоне кровавого сумасшествия, и она превратилась в ходячую машину смерти!

Глаза начало жечь так, будто в них прыснули слезоточивым газом, а перед ее слишком острым взором все стало розоватым и расплывчатым. Сможет ли она когда-нибудь обнять сестру снова? Или же она раздавит Тину так же легко, как испортила этот стул, стоит только прикоснуться к ней?

— Черт тебя подери за это, — прошептала она, отворачиваясь от взгляда Менчереса. И почти немедленно пожалела, что сказала это. Было несправедливо обвинять его. Он сделал все от него зависящее, чтобы помочь ей, как до появления Раджа, так и после, когда нечестивый коп вынес ей смертный приговор.

Уголком глаза она заметила, что ее слова, казалось, не возымели на Менчереса никакого эффекта, но волна печали прошла через ее сознание. Кира замерла. Ей не было грустно. Она был зла и растеряна, и уже опять начинала испытывать голод, но грустно ей не было.

Исходила ли эта печаль от него? Может ли она сейчас чувствовать его эмоции, как она чувствовала его силу и прикосновения голоса?

Кира вспомнила последние слова, которые она услышала, когда была человеком: не важно, что ты скажешь — я верну тебя обратно. Было ли Менчересу грустно от того, что ему пришлось убить ее, или же он жалел о своем решении вернуть ее вампиром? И что было его настоящими чувствами: его предыдущее пренебрежительное отношение к ней при Радже вчера? Или же его заботливость, когда он только пришел в клуб и исцелил ее? Он не делал никаких попыток увидеть ее после того, как отпустил, но потом Радж, вынеся ей приговор, намекнул, что Менчересу на нее далеко не наплевать.

Прежде понять то, что думал о ней загадочный вампир, было источником тайных мечтаний Киры, но теперь знать это стало необходимостью. Менчерес изменил само ее существование и стал ключевой фигурой ее новой жизни, но она понятия не имела, рассматривал ли он ее как нечто не более чем временный раздражитель.

Она взглянула на него, замечая, что его обычное бесстрастное выражение снова прочно встало на место. Впрочем, это не важно. Она хотела ответы на некоторые свои вопросы, прежде чем снова потеряет рассудок или же сознание на рассвете.

— Зачем ты загипнотизировал моего босса предоставить мне автомобиль и повысить? — спросила она, вся в напряжении из-за усилий увидеть, почувствует ли она от него какие-нибудь эмоции.

Слабый оттенок удивления коснулся ее подсознания, прежде чем исчезнуть. Кира чуть не вскрикнула. Удивление не моглопринадлежать ей, она не стала бы удивляться собственному вопросу!

— Это ты, так ведь? — спросила она, не давая Менчересу время ответить на ее вопрос. — Невероятно, я чувствую тебя.