Беслан
Шрифт:
Свою горстку праха, как это страшно ни звучит, должны получить все потерявшие родных, похоронить их, пусть и в закрытом гробу, но чтобы было куда ходить на могилу до конца своих дней безутешным отцам и матерям.
В субботу, в первый после трагической развязки день, тысячи людей стали собираться на площади около дома культуры, где все дни и ночи трагедии стояли в плотной толпе жители Беслана. Под палящим солнцем люди стояли здесь час, два, три… Начались срывы, женщины в истерике кричали в телекамеры десятков отечественных и иностранных тележурналистов:
– Где нам искать своих детей, скажите? Почему эти бандиты так легко прошли через все кордоны сюда? Почему столько оружия было заготовлено у них в школе?
К дому культуры, где
Страсти Господни словно сошли с экрана, вырвались из мрака тысячелетий, обрушившись со всей своей трагической безысходностью на
ХХI век, на маленький городок с преимущественно христианским населением. Шли часы, а перед ревущей толпой по-прежнему никто не появился. Люди бросились к зданию горадминистрации, что в нескольких десятках метрах отсюда, им преградили путь сотрудники ОМОНа. У них приказ: к административному зданию никого не пускать. Сидящим в кабинетах чиновникам сказать нечего.
Огородами, через заборы, продираемся к администрации. Там криком кричит заплаканная молодая женщина. Рыдая, она требует от растерянного чиновника, появившегося на крыльце здания, ответа: "Где вот эти дети?", сует она ему листок с именами. "Мне даже некому этот список передать", – рыдает она. Это Марина Цгоева, преподаватель информатики Беслановского учебно-производственного комбината. В заложниках у террористов была ее сестра Залина со своими пятерыми детьми. Их нет, ни в живых, ни в мертвых. Марина мечется по всему городу вместе с другими обезумевшими от неизвестности людьми – ни один человек не выходит к ним, никто не вступает в контакт. Конечно, боятся.
Люди на последней точке – их действия уже непредсказуемы.
– Надо вам организоваться и составлять списки пропавших без вести, – почти безучастно советует прибывающий к зданию администрации толпе какой-то чин.
– Прошу – запишите их фамилии, может быть, вы услышите о них от кого-нибудь, хоть что-нибудь, – с надеждой бросается ко мне
Марина Цгоева, когда я открываю свой блокнот. Она давится слезами, перечисляя имена малолетних племянников: Джульетта, 90-го года рождения, учится в 8-м классе, высокая, стройная, с черной косой, большими глазами, очень красивая. Виктор, 91-го года рождения, 7-й класс, стройный парень, с большими глазами, у него такой вот маленький шрамик под подбородком, на руке часы, их я подарила ему в честь 1 сентября, он так им радовался. Алан, 93-го года рождения, пятиклассник, очень похож на Виктора. Аслан, 96-го рождения, первоклассник, худенький, маленький мальчик, с маленьким шрамом под глазом, волосы светлее, чем у его братьев. Многие журналисты записывают подобные приметы в свои блокноты. Но несчастных родителей, желающих попасть в эти блокноты, столько, что не хватит никаких журналистов, ни своих, ни отечественных. Во второй половине субботнего дня у дома культуры ставят два столика и начинают записывать данные о без вести пропавших. К вечеру в этом списке уже около 300 имен. С раннего утра в воскресенье записи продолжаются. С
12 часов воскресного дня по городу начинают двигаться первые похоронные процессии. Тысячи машин непрерывным потоком, создавая огромные пробки, движутся к кладбищу. По периметру кладбища стоит милицейская охрана. Вся дорога до кладбища усеяна красными розами и красными гвоздиками. Старое кладбище никогда бы не вместило столько новых могил, и потому прямо за ним на глазах растет новое. Могила за могилой, ряд за рядом.
Накануне эти могилы выкапывали экскаваторы. В воскресенье более 60 могил. Завтра, послезавтра сюда будут идти и идти эти похоронные процессии.
Людмила Бельдюгина, Беслан
Детали.
До Беслана никогда оперативным штабом не
Дзасохов, что-то председатель парламента республики Мамсуров, глава местного ФСБ Андреев и даже президент Южной Осетии Кокойты, который специально приехал сюда из Цхинвали. Когда в 2000 году под Сочи несколько местных бандитов захватили заложников, на место выехали и руководили штабов два очень высокопоставленных офицера спецслужб – начальник департамента по борьбе с терроризмом ФСБ в статусе замдиректора и замминистра МВД. Оперативным штабом на Дубровке тоже руководили два зама из ФСБ и МВД. Но ничего неизвестно о том, чтобы в Беслан выезжал начальник департамента ФСБ по борьбе с терроризмом
Жданьков. Что тут делали Патрушев с Нургалиевым, тоже никому неизвестно. Кроме того, подтягивать войска к Беслану начали только после штурма, когда испугались волнений среди местного населения. По всем законам проведения таких операций на месте должен был быть создан периметр безопасности вокруг захваченного объекта, за который не могут проникать местные жители. Это необходимое условие, иначе неизбежна утечка информации. Этот периметр создавали в Сочи и на
"Норд-Осте", а в Беслане он превратился в фикцию. Здесь оцепление держали бойцы местного ОМОНа и ополчения. Они не только не мешали проходу гражданских за оцепление, но даже специально проводили журналистов на позиции. Правда, у них на это были причины. За день до штурма бойцы ополчения провели нас на свой пост в зоне прямой видимости школы. Они возмущались враньем о числе заложников и боялись повторения "Норд-Оста", поэтому они просили нас снимать тела убитых заложников, выброшенных из окон. Но из-за того, что местное ополчение стояло на всех подступах к школе, штурм превратился в городской бой. Бойцам спецназа приходилось бежать к школе между местными ополченцами, которые рванулись в спортзал выносить детей.
Так как штурм начался для всех неожиданно, многие спецназовцы были без бронежилетов. В результате сейчас поговаривают об очень серьезных потерях среди бойцов "Вымпела" и "Альфы". Как результат всего этого бардака – основные ранения у заложников осколочного характера. Первые полчаса оперативный штаб был в такой растерянности, что не мог организовать даже доставку раненых в больницы, их развозили местные на своих машинах. Кроме того, до сих пор неясно, скольким террористам удалось бежать. Патрулирование города было налажено из рук вон плохо, а между Владикавказом и
Бесланом не было ни одного блокпоста, а посты на границах республики не были усилены. Сегодня в Беслане начинается похороны. Сейчас группа людей переходит из дома в дом, чтобы поддержать тех, кто потерял своих близких. Нашему знакомому врачу Марату придется обойти сегодня 50 домов, здесь почти все родственники. Сейчас он идет в дом к семье Кантемировых. В августе к Ларисе Кантемировой, учительнице английского школы N1, приехала 5-летняя племянница Алана из
Петербурга. Они обе попали в заложницы. Девочку спасли, а учительница погибла.
Что вообще президент хотел сказать своим программным заявлением?
Террористы, устроившие резню в Беслане, не вызывают ни сочувствия, ни понимания. Прав Владимир Путин, что против России ведется полномасштабная террористическая война и что все мы под угрозой. Президент признал, наши правоохранительные органы, судебная система разложились и коррумпированы, не обеспечивают нам защиты. И с ним нельзя не согласиться, особенно если вспомнить, например, дело
ЮКОСа. Но в то же время вчерашнее обращение к народу приводит в изумление. Путин заявил, в частности, что некие зарубежные враги помогают террористам. Цитата: полагаю, что Россия, как одна из крупнейших ядерных держав, еще представляет для них угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить, и терроризм – это, конечно, только инструмент для достижения таких целей.