Бесплатных завтраков не бывает
Шрифт:
Мы оба оказались за дверью на полу; каждый старался вскочить на ноги первым. Падая, Энтони непроизвольно нажал на спуск, и прогремел выстрел. Я обеими руками вцепился в его руку с револьвером, отводя направленный на меня ствол, и увидел, как из него еще дважды вырвалось пламя. Звук выстрелов долетел до меня словно дальнее эхо: я уже полуоглох — слишком много было пальбы в замкнутом пространстве. Вокруг нас замелькали фигуры разбегавшихся посетителей клуба, они беззвучно разевали рты, но до меня не доносилось ни звука. Наверно, они все же кричали — что еще им оставалось, — но ручаться не могу.
Мы катались по полу и прекратили это занятие, докатившись до стены. Ближе к ней оказался Энтони. Я уперся подошвами в толстый ковер, стараясь прижать его к полу, а он отбивался
Я перестал прижимать его к полу и дал ему возможность оттолкнуться от стены. Перекатываясь друг через друга, мы добрались до двери, ведшей в подвал. Конечно, я шел на риск, но надо было что-то делать, пока не вмешалась полиция или мафия — причем, еще неизвестно, на чьей стороне они будут. Впрочем, Энтони так молотил меня по голове, такой звон стоял у меня в ушах, что еще немного — и ничье вмешательство уже не понадобится. Не обращая внимания на боль, я собрал все силы, вцепился в руку Энтони и дернул ее вперед и вверх — прямо в косяк открытой двери. Раздался хруст суставов — значит, один палец готов. От боли он на миг отвлекся, и тогда я снова ткнул ее растопыренными пальцами в окованный железом наличник. Полилась кровь, и еще один палец безжизненно повис. Только тогда он выпустил револьвер.
Я разжал руки и откатился от него. Но револьвер отлетел слишком далеко от нас обоих. Настороженно следя за каждым движением, мы оба принялись медленно подниматься: никто из нас не знал, как будет действовать противник. Мы ловили взгляды друг друга, прикидывая, хватит ли времени дотянуться до револьвера. Потом я перестал прикидывать и сделал обманное движение вбок, делая вид, что собираюсь схватить оружие. В тот же миг Энтони рванулся ко мне, думая, что я не жду атаки. И ошибся.
Я был готов встретить его и, одним движением повернувшись и выбросив кулак, встретил Энтони прямым в челюсть, от которого он упал на колени. Я ударил еще несколько раз — слева, а потом справа — и наконец, вложив всю тяжесть тела, — левым боковым. Его развернуло вокруг собственной оси и отбросило к стене.
Впрочем, он довольно быстро оправился, отлепился от стены — этого я не учел. Мне бы надо было не давать ему опомниться, прыгнуть следом и использовать свое преимущество, но я просто не мог дышать. Мне нужны были хотя бы пять секунд, чтобы прийти в себя. Я с ума сходил от боли — запястье жгло огнем, как будто никакого гипса на нем не было, легкие кололо нестерпимо, и все содержимое желудка бурлило и клокотало, настойчиво просясь наружу. Огненные булыжники боли лупили меня по голове, грозя расколоть череп, и к ровному звону, стоявшему в ушах после перестрелки в подвале, прибавился новый лязг и гул, от которого, казалось, вот-вот лопнут кости.
Итак, мы стояли в двух метрах друг от друга и жадно хватали воздух ртами. Я, еле ворочая языком, пробормотал «сдавайся» — не знаю, зачем тратил я силы, которых не хватало, чтобы справиться с дыханием. Энтони меня не слышал. Я и сам себя не слышал. Вместо ответа он, снова собравшись, завел руку за спину и достал острый как бритва японский боевой нож с черным клинком — один из тех, что каждый маньяк может долларов за тридцать купить на Таймс-сквер. Интересно, почему он не воспользовался им сразу, в те секунды, что мы стояли обессилев? Ох, да не все ли равно. У меня другие проблемы — прикрикнул я на свое праздное любопытство — мне надо понять, что он собирается делать с этой штуковиной. Ответ я получил довольно быстро.
Он сделал выпад и не дотянулся до меня на какой-нибудь дюйм. Я успел увернуться довольно проворно, но это проворство отдалось пронзительной болью в мышцах всего тела. Энтони по инерции пролетел дальше, чуть не сломав клинок о стену. Я начал отступать, ища взглядом что-нибудь подходящее, чтобы уравнять шансы, Бой продолжился в ресторане, мгновенно опустевшем при нашем появлении.
Энтони наступал. Я попытался задержать его остатками чьего-то
Крепко сжимая его дрожащими пальцами правой руки, я тряс головой, пытаясь сделать так, чтобы расплывающийся перед глазами мир вновь обрел четкие очертания. Энтони шел убивать меня. Он уже обогнул стол; я вскочил за стойку, надеясь на его стремительную атаку. Скальпель он еще не заметил. Я пустил ему в голову недопитым стаканом, но получился близкий недолет. Черное лезвие было дюймах в восьми. Рассчитывать я мог только на внезапность. Энтони загонял меня в угол, делая ложные выпады слева и справа. Я поддавался, не мешая ему приводить свой гениальный замысел в исполнение. Лишь бы только он не увидел раньше времени скрытый у меня в кулаке скальпель.
Он что-то крикнул мне — наверняка что-нибудь оскорбительное. Я все равно не слышал. Должно быть, предложил мне прощаться с жизнью. Хорошо быть глухим. Со смешком он окончательно притиснул меня в угол, тыча клинок мне в грудь. Дождавшись очередного такого тычка, я крутанулся на месте, поднырнув под его рукой, и наконец пустил скальпель в ход. На кончике еще оставались крошки гипса, но это не помешало ему легко пронзить пиджак, рубашку, кожу и войти в тело на всю длину.
Оттолкнув Джеффа левым боком, я высвободил скальпель и сейчас же вонзил его снова, одновременно отпрянув от его клинка, рассекающего воздух над самым ухом. Несколько удивившись быстроте его реакции, я снизу отпихнул его и, опершись о стену, распрямился. Энтони, отлетевший к столу, тоже уже поднимался и был не похож на смертельно раненого. То ли две проделанные в нем дырки не причинили ему особого вреда, то ли он и вправду оказался редкостным здоровяком. Как глупо, что я этого не учел.
Оттолкнувшись левой рукой от стола, он кинулся на меня снова. Перед глазами мелькнул черный клинок, но, отшатнувшись, я всадил в Джеффа скальпель — и он сломался, завязнув в теле моего противника. Окровавленную половинку скальпеля я швырнул ему в лицо, что не произвело на него ровно никакого эффекта.
Тогда я схватил стул. Мебель в «Страусе» была в самый раз — не очень легкая, не слишком тяжелая. В глазах Энтони появилось раздумье — принять ли стул грудью или отступить. Принято было второе решение — более разумное. Он вообще оказался умней, чем я предполагал. Большинство при первом успехе совсем шалеют, тогда как мой противник делался хладнокровней и рассудительней. Выставив перед собой четыре ножки, я ткнул его стулом, но он увернулся без особого труда.
Я повторил атаку, тыча стул снова и снова. Он отступил на несколько шагов — медленно, без паники, явно ища слабое место в моих боевых порядках. Всерьез опасаясь, что таковое отыщется, я сделал ложный выпад влево и все-таки достал его в правое плечо. Наконец-то. Потом еще раз. Однако вид Энтони красноречиво свидетельствовал о том, что ему надо много больше, а все эти тычки вроде щекотки.
Согнувшись и явно оберегая бок, где застряло острие скальпеля, он пятился, огибая столики и желая использовать один из них как прикрытие. Это я понял потом, а в ту минуту, одурев от боли и усталости, не очень внимательно следил за его действиями. Он двигался медленно, словно и впрямь серьезно пострадал от меня и выбился из сил. Это была всего лишь уловка. Подпустив меня поближе, он стремительно ухватился за край вышеуказанного стола и опрокинул его. Я успел отскочить, но споткнулся о поваленный стул и с грохотом полетел на пол, славно приложившись затылком. Энтони выиграл очко.