Бесплодные земли (др. перевод)
Шрифт:
Стрелок кивнул.
– И долго придется идти? Ты, случайно, не в курсе?
– Нет, знаю только, что долго. Она далеко, и с каждым днем – все дальше. Расстояние растет.
Эдди нагибался, чтобы рассмотреть ходячую коробку. Теперь он выпрямился и взглянул на Роланда.
– Не может такого быть, – тон его походил на увещевания взрослого, который пытается убедить ребенка, что в шкафу у него не живет маленький домовой, что такого не может быть, потому что домовых вообще не бывает. – Миры не растут, Роланд.
– Правда? Когда я был маленьким, Эдди, помню, у нас во дворце были карты. Одну я запомнил. Называлась она «Великие королевства Западной Земли». Была там моя страна, Гилеад. И Низинные Феоды… в тот год,
– Но это же невозможно, – едва ли не в страхе выпалила Сюзанна. – Даже если ты все эти мили прошел пешком, все равно это много – двенадцать лет.
– Ну, если учесть, что тебе приходилось не раз останавливаться, чтобы отправить домой открытки и выпить пивка… – начал Эдди, но Роланд с Сюзанной его просто проигнорировали.
– Я не пешком добирался. Почти всю дорогу я ехал верхом, – сказал Роланд. – Меня то и дело… задерживали, скажем так… но я старался зря время не тратить. Чтобы убраться подальше… подальше от Джона Фарсона, который начал мятеж, опрокинувший мир, мне знакомый, мир, в котором я вырос… он спал и видел, как бы снести мне башку и водрузить ее на кол у себя на переднем дворе… должен признать, у него были на то причины, поскольку я и мои друзья перебили весь «цвет» его шайки… и, потом, я кое-что спер у него, очень ему дорогое.
– Что, Роланд? – не сдержал любопытства Эдди.
Роланд покачал головой.
– Это совсем другая история… может быть, я расскажу, но потом… или вообще никогда. Сейчас важно не это. Вдумайтесь: я прошел не одну сотню миль – много сотен. Потому что мир увеличивается, растет.
– Такого просто не может быть, – настойчиво повторил Эдди, но его все равно вдруг пробила дрожь. – Бывают землетрясения… наводнения… приливы на море, отливы… ну, я не знаю…
– Послушай! – Роланд, кажется, начал уже выходить из себя. – Посмотри, оглянись вокруг! Что ты видишь? Мир, который сейчас выдыхается, как вращение волчка, когда он готов уже остановиться, пусть даже вам не понятно, как оно происходит – его движение. Да хотя бы на то посмотри, что ты сейчас подстрелил. Посмотри, Эдди, пожалуйста, ради отца своего – посмотри!
Он отступил на два шага к ручью, поднял с земли металлическую змею, быстро ее осмотрел и перекинул Эдди, который поймал ее левой рукой. Она переломилась надвое прямо у него в руке, и одна половина упала на землю.
– Видишь? Видишь, она истощилась, от нее ничего не осталось. Все эти странные существа, на которых мы тут набрели, умирали уже. Если бы мы не пришли, они все равно бы накрылись, и очень скоро. И медведь этот – тоже.
– Медведь, похоже, был чем-то болен, – вставила Сюзанна.
Стрелок кивнул.
– Да, паразиты. Они поселились в его органическом теле. Но почему – не раньше? Почему только сейчас?
Сюзанна в ответ промолчала.
Эдди изучал половинку змеи у себя в руках. В отличие от медведя она представляла собою конструкцию, целиком искусственную – существо, скроенное из металла, электронных цепей и ярдов (если не миль) проводов, тоненьких как паутинка. Однако, Эдди сумел разглядеть струпья ржавчины на нержавеющей стали. Причем, не только на внешних сегментах, но и внутри. Было еще какое-то влажное пятно. Либо вытекло масло, либо вода просочилась снаружи. Кое-где эта влага разъела проводку, а на крошечных платах размером с ноготь большого пальца зеленела какая-то гадость, похожая с виду на мох.
Эдди перевернул половинку змеи пузом вверх. На стальной пластинке ясно читалось имя производителя: North Central Рositronics, Ltd. Стоял так же серийный номер, но имени не было. Может быть, слишком оно незначительное устройство, чтобы давать ему имя, решил он про себя. Простой ротационный щуп, предназначенный для постановки старикану-медведю разовой очистительной клизмы, или для удовлетворения либидо, или еще для чего-нибудь в равной степени гадкого.
Отшвырнув змею, Эдди вытер руки о штаны.
Роланд поднял с земли устройство, смахивающее на игрушечный трактор. Дернул за гусеницу. Та с легкостью оторвалась, обдав ботинки стрелка облачком ржавой пыли.
– Все в этом мире либо тихо издыхает, либо разваливается на части, – произнес он безо всякого выражения, отбрасывая «трактор» прочь. – А силы, которыми держится этот мир – и не только в пространстве, но и во времени и размере – тоже исчерпывают себя. Об этом мы знали еще детьми, но мы и представить себе не могли, каким оно будет, время конца. Да и откуда нам было знать? И вот я живу в это время… в эпоху заката… и мне кажется, что закат наступает не только для нашего мира. И для вашего тоже, Сюзанна и Эдди. И, быть может, для миллиарда еще миров. Лучи теряют первоначальную свою мощь. Не знаю, причина ли это или просто очередной симптом, но я знаю, что это так. Идите сюда! Ближе! Прислушайтесь!
Когда Эдди приблизился к металлическому кубу в косую черную с желтым полоску, на него вдруг нахлынули воспоминания, яркие и неприятные – в первый раз за долгие годы он вспомнил про ветхое старое здание в Дач-Хилле, в миле примерно от микрорайона, где они с Генри родились и выросли. Обветшалое это строение, которое местные ребятишки называли «Большой особняк», стояло посреди пустыря, заросшего сорной травою, который когда-то, наверное, был ухоженной лужайкой, на Райнхолд-стрит. И не было в округе ни одного мальчишки, который не знал бы истории о приведениях, связанной с «Особняком». Приземистый, словно бы опустившийся дом под крутой крышей – он как будто сердито глядел на прохожих из густой тени, что отбрасывали свесы крыши. Стекол в окнах, само собой не было: их с безопасного расстояния повыбивали камнями мальчишки, – но никто не отважился расписать стены дома или устроить там импровизированный ночной клуб или тир. Но самым странным и непонятным был факт самого его существования: никто не поджег его, чтобы получить страховку или хотя бы ради удовольствия посмотреть, как он будет гореть. Мальчишки шептались, что в доме живут привидения, и как-то раз Эдди с Генри специально пришли на ту улицу, чтобы своими глазами увидеть объект этих невероятных слухов (хотя маме Генри сказал, что они едут с друзьями в «Дальберг» за какими-то очередными фенечками), и им показалось, что в доме действительно есть привидения. В таком – должны быть. Разве он сам не почувствовал некую силу, чужую и явно недружелюбную, что просочилась из пустых темных окон этого викторианского особняка – окон, как будто уставившихся на него пристальным неподвижным взглядом буйно помешанного? Разве какой-то едва уловимый ветерок не шевельнул волоски у него на руках? Разве он не преисполнился вдруг интуитивной уверенности, что стоит ему шагнуть внутрь, как массивная дверь тут же за ним захлопнется, замок закроется сам, а стены начнут сближаться, перемалывая в порошок косточки мертвых мышей, чтобы раздавить его, смять, размолоть?
Дом с привидениями.
И теперь, приближаясь к металлическому кубу, Эдди снова почувствовал эту смесь тайны и злобной угрозы. По ногам и рукам побежали мурашки. Волоски на затылке вдруг встали дыбом, точно шейное оперение у какого-нибудь надувшегося индюка. Он почувствовал, как его овевает все тем же потусторонним слабеньким ветерком, хотя ни один листок на деревьях, окружающих поляну, даже не шелохнулся.
Но он все-таки подошел к металлической двери (ибо это была та же дверь, только запертая, и для таких, как он, Эдди, она останется запертой навсегда – для того ее здесь и поставили) и прижался к ней ухом, закрыв глаза.