Бесплодные земли (др. перевод)
Шрифт:
Ему удалось сохранить спокойствие, пока отец не ушел… но как только за папой закрылась дверь, Джейк упал на кровать и зарылся лицом в подушку, чтобы заглушить очередной приступ неудержимого смеха.
Когда Джейк убедился, что приступ прошел (хотя в горле еще щекотало, и иной раз остатки смеха прорывались наружу), а папа вплотную засел у себя в кабинете со своими неизменными сигаретами, виски, бумагами и небольшим бутыльком белого порошка, он вернулся за стол, включил лампу и открыл «Чарли Чу-Чу». Мельком глянув на редакционный лист, он обнаружил, что в первый раз книжка вышла в 1952-ом, а он сегодня себе приобрел экземпляр четвертого издания. Джейк заглянул в конец, но не нашел никакой информации об авторе, Берил Эванс.
Вернувшись к началу, Джейк внимательно рассмотрел картинку – улыбающийся мужчина, блондин, с гордым видом выглядывает из кабины старомодного паровоза, – и начал читать:
Боб Брукс служил машинистом в Железнодорожной Компании «Срединный Мир», на линии Сент-Луис – Топека. Такого хорошего машиниста не было больше нигде. Он был лучшим, а Чарли был лучшим из поездов!
Чарли 402 «Большой Мальчик» это, к вашему сведению, паровоз. И паровоз, надо сказать, с характером. Только машинист Боб имел право сидеть у него в кабине и давать гудок. Каждый знал, как гудит гудок Чарли – ВУУУ-УУУУ, – и когда он разносился веселым эхом над степями Канзаса, всякий, кто слышал его, говорил:
– Это едет наш Чарли и с ним – машинист Боб. Быстрее их нет никого
Только заслышав гудок, ребятня высыпала во двор, чтобы в который раз поглядеть, как Чарли и машинист Боб проносятся мимо. Машинист Боб всегда улыбался детишкам и махал им рукой. Дети тоже ему улыбались и махали в ответ.
Машинист Боб знал один секрет. Он, единственный из людей, знал, что Чарли Чу-Чу живой. То есть, по-настоящему. Однажды, когда они возвращались из Топеки в Сент-Луис, машинист Боб услышал, как кто-то поет, очень тихо, почти неслышно.
– А ну кто здесь со мною в кабине? – строго спросил машинист.
– Тебе бы надо сходить к психиатру, машинист Боб, – пробормотал Джейк, переворачивая страницу. На следующий картинке машинист Боб, наклонившись над автоматической топкой Чарли Чу-Чу, с любопытством заглядывал под нее. Интересно, подумалось Джейку, а кто ведет поезд и смотрит, чтобы коровы (не говоря уже о ребятишках) случайно не выскочили на пути, пока Боб ловит «зайцев» в кабине. Как видно, знания Берил Эванс о поездах были крайне скудны.
– Не волнуйся, – раздался вдруг тихий и хрипловатый голос. – Это всего лишь я.
– Кто это – я? – переспросил машинист Боб все тем же суровым, серьезным голосом. Он, потому что, по-прежнему думал, что кто-то решил над ним подшутить.
– Чарли, – сказал тихий и хрипловатый голос.
– Как бы не так! – сказал Боб. – Поезда не разговаривают человеческим голосом! Я, может быть, много чего не знаю, но уж это я знаю точно! Если ты Чарли, тогда давай сам погуди в свой гудок, ты это должен уметь!
– Ну конечно! – сказал тихий и хрипловатый голос, и тут же раздался веселый гудок, прокатившийся эхом над простором Миссури: ВУУУ-УУУУ.
– Батюшки! – воскликнул машинист Боб. – Это действительно ты!
– Я же тебе говорил, – сказал Чарли Чу-Чу.
– Почему же я раньше не знал, что ты живой? – спросил машинист Боб. – Почему ты со мною не разговаривал?
И тогда Чарли Чу-Чу пропел Бобу песенку своим тихим и хрипловатым голосом:
Не задавай мне дурацких вопросов, В дурацкие игры я не играюсь. Я простой, чу-чу, паровозик, И таким навсегда останусь. Только мчаться вперед я хочу Под небом синим, как в первый раз, И быть паровозом счастливым, чу-чу, Пока не настанет мой час.– А ты будешь еще со мной разговаривать? – спросил Боб. – Мне бы очень хотелось.
– Мне тоже, – сказал Чарли. – Ты мне нравишься, машинист Боб.
– Ты тоже мне нравишься, Чарли, – сказал машинист Боб и теперь уже сам дал гудок, просто чтобы показать, как он счастлив.
ВУУУ-УУУУ! Так громко и весело Чарли еще никогда не гудел, и все, кто слышал гудок, вышли на улицу – посмотреть.
Иллюстрация к этим последним словам повторяла рисунок с обложки. На всех предыдущих картинках (исполненных в грубой, чуть примитивной манере, которая напоминала рисунки из любимой «младенческой» книжки Джейка, «Майк Маллиган и его паровая машина») паровоз был не более чем паровозом – безусловно, штуковиной интересной для мальчишек 50-х, для которых, собственно, и предназначалась книжка, но все же бездушной машиной. А на этой, последней, картинке паровоз приобрел явные человеческие черты. Глаза, рот, улыбка. Джейку опять стало жутко, несмотря на улыбку Чарли и на весьма неуклюжий слог, которым написан был этот немного жеманный, но милый рассказ.
Он просто ей не доверял – этой улыбке.
Джейк открыл свое экзаменационное сочинение и пробежал глазами по строчкам. Блейн может быть опасным, прочел он. Не знаю, правда это или нет. Он закрыл папку, на мгновение задумался, барабаня пальцами по столу, потом снова взялся за «Чарли Чу-Чу»:
Машинист Боб и Чарли провели вместе много счастливых дней, о многом успели поговорить. Машинист Боб жил один, и Чарли стал ему настоящим другом – первым с тех давних пор, когда умерла жена Боба, в Нью-Йорке, давным – давно.
Но однажды, когда Боб и Чарли вернулись к себе в депо в Сент-Луисе, на месте стоянки Чарли их поджидал новенький дизельный локомотив. И какой еще локомотив! 5 000 лошадиных сил! Сцепки из нержавеющей стали! Моторы из Утики, штат Нью-Йорк, изготовленные на специальном заводе! А наверху, сразу за генератором – три ярко желтых вентилятора для охлаждения радиатора.
– Это что? – спросил, встревоженный, машинист Боб, но в ответ Чарли только пропел свою песенку, и голос его был совсем-совсем тихим и хриплым как никогда:
Не задавай мне дурацких вопросов, В дурацкие игры я не играюсь. Я простой, чу-чу, паровозик, И таким навсегда останусь. Только мчаться вперед я хочу Под небом синим, как в первый раз, И быть паровозом счастливым, чу-чу, Пока не настанет мой час.Тут подошел мистер Бриггс, начальник депо.
– Это очень красивый дизельный локомотив, мистер Бриггс, – сказал машинист Боб, – но вам придется убрать его с места Чарли. Чарли нуждается в профилактике, его нужно смазать – и прямо сегодня.
– Чарли больше не нужно смазывать, машинист Боб, – с грустью проговорил мистер Бриггс. – Ему на замену прислали вот этот новенький дизельный локомотив, Берлингтон-Зефир. Когда-то Чарли был лучшим локомотивом в мире, но теперь он состарился и котел у него подтекает. Боюсь, пришло время Чарли уйти на покой.
– Ерунда! – Машинист Боб буквально вышел из себя! – Чарли еще полон сил! Я срочно пошлю телеграмму в главное ведомство Железнодорожной Компании «Срединный Мир»! Я самому Президенту пошлю телеграмму, мистеру Раймонду Мартину! Я его знаю, он потому что вручал мне награду за хорошую службу, а мы потом с Чарли катали его дочурку. Я дал ей еще погудеть, и Чарли старался – гудел для нее громко-громко!
– Мне очень жаль, Боб, – сказал мистер Бриггс, – но это сам мистер Мартин и заказал новый локомотив.
И он не соврал. Так оно все и было. И Чарли Чу-Чу отогнали в самый дальний конец депо Сент-Луиса, где он тихо ржавел в сорняках. Теперь на путях между Топекой и Сент-Луисом раздавалось уже не привычное ВУУУ-УУУУ, а УУУХХХ – УУУХХХ! нового Берлингтон-Зефира. Чарли больше уже не гудел. Мыши свили гнездо на сидении в кабине, где когда-то так гордо сидел машинист Боб, глядя на проносящийся мимо пейзаж; а в трубе теперь жили ласточки. Чарли печалился. Ему было грустно и одиноко. Он скучал по стальным путям, и по яркому синему небу, и по безбрежным просторам степей. Иногда, поздно ночью, он думал об этом и тихо плакал темными масляными слезами. От слез заржавели его головные прожектора, но Чарли было уже все равно, потому что теперь их уже не включали, прожектора.
Мистер Мартин, президент Железнодорожной Компании «Срединный Мир», написал в Сент-Луис письмо и предложил машинисту Бобу перейти на новый Берлингтон-Зефир. «Это очень хороший локомотив, машинист Боб, – писал мистер Мартин. – новенький, полный сил. Только представьте себе, как вы его поведете! Это машина для вас. Из всех машинистов “Срединного Мира” вы – лучший. Моя дочка Сюзанна просила вам передать, что она не забыла, как вы разрешили ей погудеть в гудок Чарли.»
Но машинист Боб ответил на это, что если ему нельзя больше ездить с Чарли, он вообще прекращает водить поезда. «Я не сумею понять этот новенький чудный дизельный локомотив, – написал он в ответ, – а он не сумеет понять меня».
Боб устроился чистить моторы в сент-луисском депо. Он был машинистом, а теперь сделался чистильщиком. Так к нему и обращались: чистильщик Боб. Другие же машинисты, водившие новые дизельные поезда, иной раз подсмеивались над ним.
– Вы посмотрите на этого старого дуралея! – так они говорили. – Он не может понять простой вещи, что мир изменяется, мир не стоит на месте!
Иногда, поздно ночью, машинист Боб приходил потихонечку в дальний конец депо, где стоял Чарли Чу-Чу – на ржавых рельсах запасных путей, которые стали теперь его домом. Его колеса опутали сорняки; головные огни проржавели и стали совсем-совсем темными. Машинист Боб всегда разговаривал с Чарли, но Чарли все реже и реже ему отвечал. Бывало, Чарли молчал в течение многих ночей подряд.
И вот однажды, одной такой ночью, Бобу ударила в голову страшная мысль.
– Чарли, ты что, умираешь? – спросил он, и Чарли ответил, совсем-совсем тихо, едва различимо:
Не задавай мне дурацких вопросов, В дурацкие игры я не играюсь. Я простой, чу-чу, паровозик, И таким навсегда останусь. Но теперь, когда больше уже нельзя Мчаться под синим небом, как в первый раз, Тут, наверно, тихонько зачахну я И скоро настанет, чу-чу, мой час.Джейк долго смотрел на картинку, иллюстрирующую этот не то чтобы неожиданный поворот событий. При всей грубости исполнения рисунок все-таки отражал настроение отрывка. Чарли выглядел старым, заброшенным и несчастным. Машинист Боб стоял с таким видом, как будто он только что потерял лучшего друга – последнего друга, который, согласно рассказу, у него еще оставался в жизни. Джейк представил себе, как, дочитав до этого места, дети по всей Америке сокрушаются и горюют, и ему вдруг пришло в голову, что в детских книжках на удивление много подобных вещей – вещей, которые задевают и ранят чувства. Ганс и Грета, потерявшиеся в лесу. Олениха, мама Бэмби, убитая охотником. Смерть Старого Крикуна. Детей легко напугать и задеть, легко заставить их плакать, и подобный подход, кажется, породил во многих писателях странное увлечение садизмом… включая, как видно, и Берил Эванс.
Но внезапно Джейк понял, что его не гнетет и совсем не печалит «высылка» Чарли на заросший сорной травою пустырь в самом глухом уголке депо в Сент-Луисе. Наоборот. Хорошо, думал он. Там ему самое место. Он, потому что, опасен. Пусть там себе и гниет. И слезам его веры нет… «крокодиловы слезы», так их, кажется, называют.
Дальше он читал быстро, по диагонали. Разумеется, все закончилось хорошо, хотя в детской памяти этот момент отчаяния в самом глухом уголке депо останется, без сомнения, гораздо дольше, чем счастливый конец – такого вообще свойство памяти, и тем более детской: помнить плохое и забывать о хорошем.
Мистер Мартин, Президент Железнодорожной Компании «Срединный Мир», лично приехал с Сент-Луис, чтобы посмотреть, как там идут дела. Помимо этого он собирался съездить на новеньком Берлингтон-Зефире в Топеку, где его дочка, ставшая пианисткой, давала в тот вечер свой первый сольный концерт. Только Зефир завести не сумели. Похоже, в топку попала вода.
(«Это, случайно, не ты налил воду в дизельный бак, машинист Боб? – спросил себя Джейк. – Зуб даю, это ты, старина!»)
А остальные все поезда были в рейсе! Что же делать?
Кто-то легонько подергал мистера Мартина за руку. Это был Чистильщик Боб, только он не был сейчас похож на чистильщика моторов. Он снял свой рабочий комбинезон, забрызганный маслом, и надел чистую спецодежду и свою старую машинистскую фуражку.
– Чарли здесь, на запасном пути, – сказал он. – Он довезет вас до Топеки, мистер Мартин. И вы успеете на концерт вашей дочки, Чарли всегда и везде успевал.
– Этот древний паровоз? – усмехнулся мистер Мартин. – Да он и до завтрашнего утра туда не доберется, до Топеки.
– Нет, Чарли сможет! – настаивал машинист Боб.
– Я знаю, он сможет! Ведь ему не придется тащить вагоны! Понимаете, я в свободное время чистил ему двигатель и котел, так что он готов ехать.
– Ладно, давайте попробуем, – сказал мистер Мартин. – Мне было бы жаль пропустить первый концерт Сюзанны!
Чарли действительно был готов: машинист Боб наполнил тендер свежим углем, а бока раскаленной топки аж покраснели. Боб помог мистеру Мартину подняться в кабину и впервые за долгие годы вывел Чарли со ржавых запасных путей на основные рельсы. Выехав на Первый Путь, он потянул за веревку гудка, и Чарли выдал свой прежний бодрый и смелый клич: ВУУУ-УУУУ.
Услышав знакомый гудок, детишки всего Сент-Луиса высыпали на улицу, чтобы поглядеть на ржавый и старенький паровоз, который снова отправился в путь по рельсам.
– Смотрите! – кричали они. – Это Чарли! Чарли Чу-Чу вернулся! Ура-а-а!
Они все махали ему руками, а Чарли, пуская веселые струйки пара, выехал из городка и помчался вперед, набирая скорость и гудя в свой гудок. Сам, как в прежние времена: ВУУУУУ-УУУУУУУУУУУ!
Чух-чух, выбивали колеса Чарли!
Пух-пух, пыхтел дым в трубе!
Вжих-вжих, тарахтел транспортер, доставляющий уголь в топку!
Снова вперед! Полный сил! Гип-гип-ура! Тру-ля-ля! Никогда раньше Чарли не ездил так быстро! Пейзаж проносился мимо одной смазанной полосой! По сравнению с Чарли машины, несущиеся по шоссе 41, казалось, стояли на месте!
– О-го-го! – вскричал мистер Мартин, подбросив в воздух шляпу. – Вот это я понимаю, Боб, всем локомотивам локомотив! И почему мы списали его, не знаю? Как вам удается грузить уголь на транспортер при такой скорости?
Машинист Боб лишь улыбнулся в ответ; он-то знал, что Чарли сам загружает топку. А за чух-чух, пух-пух и вжих-вжих он еще различал прежнюю песенку Чарли, его тихий и хрипловатый голос:
Не задавай мне дурацких вопросов, В дурацкие игры я не играюсь. Я простой, чу-чу, паровозик, И таким навсегда останусь. Только мчаться вперед я хочу Под небом синим, как в первый раз, И быть паровозом счастливым, чу-чу, Пока не настанет мой час.Чарли доставил мистера Мартена в Топеку вовремя, тот (конечно) успел на концерт своей дочки, и Сюзанна ужасно обрадовалась (конечно), увидев старого друга Чарли, а потом они все вместе вернулись в Сент-Луис, и всю дорогу Сюзанна гудела в гудок. Мистер Мартин предложил Чарли и Бобу работу – катать ребятишек – в новеньком Парке Атракционов «Срединный Мир», что в Калифорнии, и там они пребывают и по сей день, катают смеющихся ребятишек туда-сюда по волшебному миру, сотканному из огней, музыки и благотворного, доброго веселья. Машинист Боб стал седым, и Чарли уже не такой разговорчивый, как бывало, но оба еще полны сил, и иной раз детишки слышат, как Чарли поет свою песню тихим и хрипловатым голосом.
– Не задавай мне дурацких вопросов, в дурацкие игры я не играюсь, – пробормотал Джейк, разглядывая последнюю картинку. На ней Чарли Чу-Чу тащил за собой два пассажирских вагончика, набитых смеющимися и довольными детьми, от «русских горок» до «чертова колеса». В кабине, понятно, сидел машинист Боб, тянул за веревку гудка и улыбался – счастья полные штаны. Предполагалось, наверное, что улыбка его выражает великую радость, но Джейку она показалась ухмылкой безумца. Оба, – и Чарли, и машинист Боб, – походили на сумасшедших… и чем дольше Джейк вглядывался в лица детей на картинке, тем явственней ему казалось, что за довольным их выражением скрывается ужас. «Остановите, пожалуйста, этот поезд, – словно бы говорили они, эти лица. Мы хотим слезть. Пожалуйста. Нам же страшно. Отпустите нас».