Беспокойник
Шрифт:
За столиком у стенки три Герсона смотрят друг на друга. Первый уставился в чашку с кофе — неприятности с замом, некогда даже подумать о чем-либо постороннем.
Второй Герсон радостно оживлен. Он только что случайно достал билет на футбол «Амазония — Аргентина».
Третий Герсон угрюм. И зачем черт его понес на этот матч? Амазония проиграла, да еще он проспорил начальнику большую денежную сумму, уверяя, что Гугу обязательно забьет гол. Придется отдавать все премиальные. А жена на эти деньги рассчитывает купить мебель, — словом, не жизнь, одно расстройство.
Герсон
6. ЗЕЛЕНЫЕ КАПЛИ
У нас в Амазонии отвратно обстоит дело с медицинским обслуживанием. Когда я вижу человека в белом халате, то перехожу на другую сторону улицы. Мое счастье, что они редко мне встречаются, а то бы я давно попал под машину. Мой девиз: будь здоров и забудь про докторов.
Но жена моя, как и все женщины, замученные домашней работой и безденежьем, верит в прогресс и медицину. Поэтому, когда у меня заболели глаза, она погнала меня к доктору.
Доктор — типичный ворюга, бандит и растлитель малолетних — прописал мне какие-то капли. Капли зеленые, но после них я видел белый свет в полосочку. Увы, тогда я подумал: наверно, что-то не то. Но все мы наивные люди — знаем, что доктора обманывают, однако надеемся, что именно нам повезет.
Всю неделю по три раза в день я капал себе в глаза эту зеленую отраву. А во вторник у меня вдруг мелькнула мысль: «Пойду к врачу, отдам деньги, и хватит себя мучить». Подумал я так и взглянул на жену. А она мне говорит:
— Может, тебе пойти к врачу, отдать деньги и хватит себя мучить?
Я сразу состроил такую рожу — дескать, лично мне все равно, как скажешь, — но вообще, если честно признаться, даже удивился. Шутка ли — первый раз за семнадцать лет супружеской жизни жена меня поняла. Впрочем, я тут же успокоился: по теории вероятности это когда-нибудь должно было случиться.
Прихожу к доктору, отдаю ему деньги за визит, говорю, что, дескать, спасибо, помогло, — а сам смотрю на него и думаю: «Бандит ты форменный, я за эти деньги полнедели должен вкалывать, а ты их за пятнадцать минут заработал».
Доктор усаживает меня в кресло и вдруг начинает жаловаться: мол, пациентов мало, большие налоги, мебель в рассрочку купил, и вообще наступили тяжелые времена. Заглянул мне в зрачки, посоветовал не читать по вечерам и стал выписывать опять какие-то капли. А тут медсестра, помощница его, крутится. Чего-то он ей сказал, чего-то она ему ответила. Эге, подумал я, ты неплохо устроился, приятель. Нечего жаловаться, что мало пациентов. Ты не скучаешь. И жена придраться не может. Вот только девочка совсем молоденькая. Ей и шестнадцати нет. А ждет не дождется, когда я уйду. Тогда вы, не теряя времени, прямо на этом диванчике...
Думаю я так и, естественно, смотрю то на доктора, то на медсестру. И прямо на моих глазах девушка становится красной и вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью. А доктор нахмурился, разорвал рецепт и как бы невзначай, сам себе, но достаточно громко произнес:
— Между прочим, сеньорите Марии двадцать один год.
Я обалдел, но поспешил откланяться.
Вышел на улицу, размышляю. Вот повезло мне: мало того, что доктор ворюга, бандит и растлитель, так он и телепат! Прав был я — подальше надо держаться от медицины. Поближе вот к таким сеньоритам.
Это мои мысли переключились на высокую девушку, что шла впереди в красной, очень короткой юбке. Ноги у нее были как у манекенщицы, а то, что выше... Эх, старость не радость. Да при чем тут старость? Был бы я богатым, я бы предложил сеньорите пообедать со мной в ресторане, а потом бы снял номер в гостинице да подарил бы девушке двести крузейро. Она бы и забыла, что я человек уже не первой молодости. Так я иду за ней и так думаю. И ничего предосудительного в моих мыслях нету. Это же все мечты.
А девушка оборачивается, смотрит мне в глаза таким долгим взглядом, усмехается и говорит:
— Топал бы ты, папаша, домой, к жене. А по гостиницам я не шляюсь. И на меня у тебя денег не хватит, это точно.
Я даже вспотел. Да что они все, сговорились? Или это профессиональная интуиция?
Следующие два дня прошли нормально. На работе я по уши в бумагах, а вечером сидел дома. Правда, я заметил, что жена как-то лучше меня стала понимать. Вроде бы это хорошо, но не тогда, когда говоришь, что хочешь выйти на улицу, купить вечерних газет, а сам намереваешься завернуть в бар напротив, пропустить рюмочку.
Но то, что со мной произошло в среду, меня крайне расстроило.
Я давно собирался просить у начальника прибавки. И вот выдался подходящий момент, и я зашел к нему в кабинет.
Начальник наш оригинал. В кабинете у него стоит кофейничек, и он сам варит себе кофе.
Я еще с порога почтительно так говорю:
— Прошу прощения, дон Палестино, за беспокойство. Может, помешал? Но если вам будет угодно, не побеседуете ли вы со мной минут пять по сугубо личному вопросу?
А сам смотрю на него и думаю: «Старая свинья, хоть бы раз в жизни предложил чашку кофе».
Начальник поднял на меня глаза, потом нахмурился и говорит:
— Конечно. Садитесь, Герсон. Извините. Прошу!
И наливает мне чашку кофе.
Сидим мы с ним молча, мешаем ложечками сахар. Я специально положил в свою чашку один кусок, а не два, как обычно. Пусть начальник не думает, что я нахал. Но с чего бы мне начать? Может, с того, что я уже двадцать два года работаю на фирму, а у меня нет даже приличного выходного костюма? Или лучше о детях сначала поговорить? Дескать, растут, есть хотят, одевать их надо, старшая дочка совсем уж невеста? Или на здоровье пожаловаться? Впрочем, нет, а то еще возьмет и уволит. И вдруг взглянул на начальника, на его худое замкнутое, я бы сказал — законсервированное, лицо, и такая меня тоска взяла... Ну разве войдет этот сухарь в мое положение! Разве поймет он нас, бедных людей!