Беспокойное бессмертие: 450 лет со дня рождения Уильяма Шекспира
Шрифт:
Ричард
Казнен же он по первому приказу — Его ж Меркурий на крылах принес, С приказом новым, знать, калека медлил, На погребенье даже не поспев. Нет, некто — родом низкий и коварный И участь Кларенса достойный разделить, Кровавый умысел родством прикрывши кровный Досель вне подозрения у нас. Входит граф Дерби.Дерби
За службу верную прошу расположенья.
Эдвард
Простите,
Дерби
Пока владыка не ответит, я не встану.
Эдвард
Реки ж скорей, о чем хлопочешь ты?
Дерби
Вернуть мне власть над собственным слугой, Убившим днесь мятежного повесу, Что к Норфолку на службу поступил.Эдвард
На смерть обрекши брата, стану ль я Устами теми ж миловать холопа? Брат никого не убивал — вина Его лишь в помысле, — все ж он наказан смертью. Но кто вступился за него? Кто падал ниц Пред моим гневом, к разуму взывая? Кто мне напомнил о Любови братской, О том, как Уорвика могучего оставив, Несчастный встал с мечом в моих рядах, Как спас меня от Оксфорда и молвил: «Живи и царствуй, брат любезный мой?» Или о том, как в поле мы замерзли Чуть ли не до смерти, и он накрыл меня Покровами своими, сам оставшись В одежде легкой перед хладом злым? Но память эту лютый гнев греховный Из сердца вырвал, и никто из вас Меня не образумил милосердьем, Когда же кучер ваш или вассал Утратит образ Божий в пьяной драке, Вы падаете ниц передо мной, Вопя: «Прости, помилуй». Я же снова Грех на душу беру, прощая их.Дерби поднимается с колен.
За брата кто замолвил хоть словцо? Я сам перед собою не вступился За брата. Ведь надменнейший из вас Ему обязан чем-то в этой жизни. Но кто хоть раз за жизнь его вступился? Боюсь, что справедливостью Господней Настигнуты мы все за этот грех. ( К Хастингсу.) Сведи меня в покой мой. Бедный Кларенс!Король, королева со своей родней и Хастингс удаляются.
Ричард
Вот суеты плоды. А как смутились Родные королевы, побледнев, Когда прослышали о Кларенса кончине? Они всегда смущали короля. Бог им воздаст. Что ж, господа, пойдемте, Утешим Эдварда присутствием своим.Бэкингем
При вас мы будем неотступно.
Уходят.
Джонатан Бейт
Из уважения к истине
Приводимое ниже интервью было взято 27 ноября 2002 года журналистом Уэном Стивенсоном для веб-сайта студии FRONTLINE, снявшей документальный телесериал «Много шума из-за того-сего».
Уэн Стивенсон. Что это за явление, с вашей точки зрения, — спор о шекспировском авторстве?
Джонатан Бейт. Как вы, должно быть, знаете из соответствующей главы моей книги «Гений Шекспира», а также из более свежей работы о предполагаемом портрете Шекспира [138] , меня очень занимает этот исторический и культурный феномен. О культе Шекспира и о его статусе он может сказать многое. Как известно, во всех религиях есть течения и секты, зачастую еретические. Псевдорелигиозный культ Шекспира существует с XVIII века; к тому же в наше время почитание классиков приобрело характер своеобразной религии. Поэтому я считаю, что в той мере, в какой отношение к Шекспиру граничит с обожествлением, оно неизбежно будет порождать ереси. И тут меня по-настоящему интересует вот что: когда, в какое именно время люди начали задаваться вопросом, действительно ли все эти пьесы написал человек из Стратфорда?
138
Дж. Бейт. Лицо Шекспира, 2002. ( Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, — прим. перев.).
У. С.Да, вопрос этот возник не сегодня и не вчера.
Д. Б.Вот именно, не сегодня и не вчера. Однако при жизни Шекспира и еще почти двести лет после его смерти никто ничего такого не спрашивал. Вопрос возник в XIX веке, когда Шекспир стал культовой фигурой, когда его провозгласили величайшим поэтом всех времен. И тут, на мой взгляд, ключевым тезисом является следующий: спор об авторстве — порождение или, как сказали бы философы, эпифеномен шекспировского культа. Обожествление Шекспира началось в XVIII веке — через полтора столетия после его смерти.
У. С.На ваш взгляд, попытки установить альтернативное авторство — это серьезное литературоведение?
Д. Б.Нет. Оно целиком строится на примысленном, на конспирологии. А часто и на вере в криптограммы, в скрытые намеки, зашифрованные в поэтических строках, хотя никаких свидетельств того, что писатели-современники Шекспира прибегали к подобной тайнописи, нет.
Главный аргумент так называемых антистратфордианцев: откуда Шекспир так много знал о жизни двора, об Италии и т. п., коль скоро он не был придворным? Однако никто из профессиональных драматургов того времени тоже не был придворным, а об Италии и о жизни двора все они писали побольше Шекспира, и никому сегодня не приходит в голову искать между строк таинственные намеки.
Иначе говоря, причина спора кроется в глубоком непонимании самой природы литературы и драматургии того времени. Всякий, кто всерьез займется изучением обсуждаемого периода, тут же обнаружит кучу доказательств того, что Шекспир был очень и очень глубоко погружен в театральную жизнь. Все аристократы, которым пытаются приписать его авторство (сначала лорду Бэкону, теперь, в соответствии с модой, графу Оксфорду), принадлежали к совершенно другому миру и, занимаясь сочинительством, руководствовались совсем иными мотивами.
Как человека, профессионально связанного с театром и к тому же отвечавшего соответствующему литературному уровню, теоретически реальным кандидатом можно было бы считать Марло, если бы не одно непреодолимое обстоятельство: в трактирной потасовке его действительно убили. Понимаете, сохранился доклад коронера, который осматривал труп.
У. С.В «Гении Шекспира» вы говорите, что романтическую идею авторства и гения люди проецируют на прошлое. То есть вы хотите сказать, что в споре об авторстве имеет место своего рода «осовременивание»?