Беспощадные клятвы
Шрифт:
— Финн, я…
— Не беспокойся. Я уже знаю. Ты собиралась когда-нибудь сказать мне, Фелисити? Или ты собиралась держать это при себе, как делала с каждым другим мужчиной, которому позволяла кончать на себя в этом гребаном клубе?
Я чувствую, как мое лицо пылает красным, гнев и боль вспыхивают в равной степени, когда я смотрю на него, приоткрыв рот.
— Ты искал меня? Ты искал мое имя? Я готова была простить возможность того, что ты последовал за мной домой в ту первую ночь, но это…
— Я работал с тобой! На чертовски опасной работе, а ты даже не смогла оказать мне любезность, сказав, с кем я работаю, скрывая свое настоящее чертово имя…
— Ты не спрашивал! — Кричу я, следуя за ним, когда он с отвращением отворачивается от меня и направляется к дверям. — Ты никогда не спрашивал…
— А ты бы мне сказала? — Финн огрызается, все еще удаляясь от меня, и едва поворачивается, чтобы бросить слова обратно в меня. — Не думаю, что сказала бы.
— Ты никогда не узнаешь, не так ли? — Я выбегаю за ним из дверей, мой разум пылает, и где-то в глубине души я знаю, что мы оба так близки к тому, чтобы сказать то, о чем потом будем жалеть. Но с учетом того, как он сейчас со мной разговаривает, я не уверена, что после этого мне удастся поговорить с ним еще раз.
— Я чертовски уверен. — Финн достает из кармана ключи. — Возвращайся и разговаривай с Тео и Николаем, Аша. Выстраивай планы, как получить для них все секреты Котова. Возьми все деньги, которые они готовы тебе дать. Но я не буду в этом участвовать. Ничто не стоит того, чтобы видеть, как тебе причиняют такую боль…
Его слова обрываются, когда он включает зажигание мотоцикла, и внезапный взрывной звук, который не является звуком двигателя, разбивает стекла позади меня, а меня отбрасывает на бетон в нескольких ярдах от того места, где я стояла. Я чувствую, как стекло ударяется о мою кожу, как жалят десятки мелких порезов, но когда мир вокруг меня плывет, все, что я вижу, это пылающий, искореженный металл на месте мотоцикла Финна и тело Финна, смятое на обочине в противоположном направлении от того места, где лежу я.
Он не двигается. И все, что я вижу, это то, что мой худший страх происходит на моих глазах, снова и снова.
20
АША
Я не сразу понимаю, что это за крики, когда Тео и Николай выскочили на тротуар. У меня звенит в ушах, и я не могу полностью расслышать, что они говорят, но смутно слышу свой собственный голос, умоляющий их пойти к Финну, проверить его. Он не может быть мертв, он не может быть мертв… Не знаю, говорю ли я это вслух или только мысленно, но это единственная мысль, которую я могу зарегистрировать, даже помимо своей физической боли, когда смотрю на тело Финна.
Я хочу встать и пойти к нему, но не могу. Мы ругались. Прямо перед этим мы спорили. Это ужасно, мысль о том, что последнее, что он услышал от меня, был гнев, что мы кричали друг на друга за мгновение до того, как он…
Нет, он не может быть мертв.
Николай подходит ко мне, наклоняется, чтобы помочь мне подняться. Я смотрю на него стеклянными, полными слез глазами, когда он обнимает меня за талию и приседает, чтобы помочь мне сойти с тротуара.
— Насколько все плохо? — Спрашивает он, его голос эхом отдается в моих звенящих ушах, и я беспомощно пожимаю плечами.
— Я не знаю. — Мой голос звучит придушенно, густо. — Голова болит.
— Тебе нужно немного прийти в себя. Пойдем, Аша, — мягко говорит Николай. — Мы отвезем тебя в безопасное место.
— Это был Матвей. Это должен был быть…
— Я уверен, что это был он. — Николай помогает мне подняться на ноги, и я смутно вижу, что Тео кричит на сотрудников службы безопасности, которые спешат к нему и помогают ему с Финном. — Сейчас…
— Я не оставлю Финна. — Я застываю в объятиях Николая, хотя мне больно двигаться. — Я никуда без него не пойду.
Тео поворачивается ко мне, когда остальные мужчины начинают поднимать Финна и нести его к черному фургону, который выезжает из-за угла.
— Тебе и не нужно. — Он смотрит на Николая, потом на меня. — Я отвезу вас обоих в одно из моих убежищ. Я попрошу одного из моих людей, которому я доверяю, позаботиться о Финне…
— Я сделаю это… — Слова слетают с моих губ мгновенно, без раздумий, и я вижу любопытный взгляд Николая.
— В этом нет необходимости, Аша…, — начинает говорить Николай, но я обрываю его.
— Я его не брошу! Это, должно быть, Матвей, и я не собираюсь оставлять его, пока Матвей хочет его смерти. Я должна убедиться, что он в безопасности. Он оберегал меня… — Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить, причем более яростно, чем я хотела, чтобы они были, и Тео смотрит на меня со смешанной тревогой и намеком на что-то еще, чего я не могу понять.
— Как сказал Николай, я тоже в этом уверен. — Рот Тео складывается в мрачную линию. — Не волнуйся, Аша. Ты можешь пойти с ним. Я все равно хочу, чтобы за ним присматривали и мои люди, но в любом случае будет проще охранять вас обоих, если вы будете находиться в одном убежище. И если ты хочешь помочь ухаживать за ним, я не стану тебя останавливать. Мы с Николаем разберемся с Котовым. Тем временем тебе выплатят обещанные деньги. Но мы не отправим тебя к нему. С этим покончено. — Он смотрит на меня взглядом, не терпящим возражений, но я и не собиралась. Сейчас у меня в голове нет ничего, кроме как добраться до Финна.
— Хорошо. — Я смотрю на фургон и вижу, как мужчины загружают Финна внутрь. — Теперь мы едем?
***
Убежище находится на некотором расстоянии, кажется, в другом штате. Уже стемнело, когда мы добрались до маленького домика, приютившегося вдали от главной дороги, и машина, в которой я ехала, последовала за фургоном с Финном. Тео заверил меня, что врач не заставит себя ждать, и все, о чем я могу думать, это о том, что Финн может быть мертв, когда я выйду из машины.
Я открываю дверь еще до того, как она полностью останавливается, и спотыкаюсь о ноги, пытаясь добраться до фургона. Один из охранников встает передо мной, преграждая мне путь, и я открываю рот, чтобы сказать ему, что именно он может с собой сделать, пока он не бросает на меня усталый взгляд.
— Просто дайте нам немного места, мисс, — говорит он. — Мы занесем его в дом, и тогда вы сможете его увидеть.
Как бы я ни понимала, что он прав, мне трудно отступить, трудно смотреть, как Финна заносят в хижину. Все это кажется слишком знакомым, воспоминания, о которых я не могу думать, нахлынули на меня. Я прижимаю руку ко рту, чтобы последовать за ними внутрь, как вдруг дверь захлопывается, и мужчина, который, как я думаю, должен быть доктором, выходит из машины, следуя за всеми нами в хижину.