Беспощадные святые
Шрифт:
Я слышу, как снова открывается дверь, и медленно перевожу взгляд мимо Алексея. В ту секунду, когда я вижу Карсона, рыдание срывается с моих губ. На нем только брюки-карго, и татуировки больше не выглядят сексуально. Они выглядят угрожающе. На его плече повязка.
Мне требуются последние силы, чтобы отвернуться от них и пробормотать:
— Уйди.
И все же я не засыпаю. Я сонно лежу, чувствуя себя парализованной, и от этого становится только хуже.
— Пройдет месяц или два, пока она полностью не поправится, – с трудом
Карсон ничего не говорит. Все еще. И это так больно.
Я не могу остановить льющиеся слезы.
В конце концов Карсон шепчет:
— Я посижу с ней.
— Я не уйду. Я обещал Хейли, что позабочусь о ее безопасности, – Алексей делает глубокий вдох. – Пока она не будет готова уйти, считай меня ее личным охранником.
Я слышу движение и, хотя вздрагиваю, все равно не могу пошевелиться, пока Карсон вытирает слезы с моего виска.
Я бы узнала его прикосновение где угодно.
Его дыхание скользит по моей коже, прежде чем он прижимается губами к моему лбу. Он не двигается, и я чувствую, как дрожат его губы.
Снова меня разрывают эмоции, захлестывающие меня. Я все еще не могу связать две стороны Карсона воедино.
Мне нужно, чтобы отшельник, в которого я влюбилась, обнял меня, утешил. Но я не хочу, чтобы этот убийца, этот ассасин был рядом со мной.
Я не могу поверить, что он ассасин, хотя я собственными глазами видела, как он убивал людей. Это нереально, и это наполняет меня страхом.
Подрядчик равен убийце. Как, черт возьми, я должна была об этом догадаться?
Было ли все, что было между нами, ложью?
Такое ощущение, что так оно и было.
Глава 18
КАРСОН
Горящими глазами я смотрю на Хейли. Даже в синяках и переломах, она все равно прекрасна.
Мы с Алексеем не разговариваем, не желая беспокоить ее, потому что она наконец-то заснула.
У меня нет никакой надежды на то, что Хейли простит меня. Я знаю, что она собирается уйти, и Алексей сдержит свое слово. Он защитит ее даже от меня.
Особенно от меня.
Осторожно взяв ее за руку, я держу ее между своими ладонями. Чувствуя, как ей холодно, я отпускаю ее и, встав, беру запасное одеяло у подножья кровати и накрываю ее.
Я снова сажусь и, оперевшись локтями о край кровати, просто смотрю на нее.
Как я собираюсь тебя отпустить?
Я не могу.
Господи, детка, я не могу.
Проходят часы, а я не в силах пошевелиться, не желая упускать ни одной из драгоценных секунд, которые у меня есть с ней.
Самое большее, два месяца. Именно столько времени у меня есть, чтобы убедить Хейли остаться со мной. Может быть, я смогу заставить ее увидеть, что я все тот же мужчина,
Хотя у меня нет особой надежды.
Дмитрий заходит в комнату с едой, и я качаю ему головой. Я ничего не могу переварить.
Когда я снова перевожу взгляд на Хейли, ее ресницы трепещут. Ей требуется некоторое время, чтобы полностью проснуться. Ее взгляд останавливается на моем лице, и в нем читается узнавание. На пару секунд появляется свет, а затем он тускнеет, когда она начинает все вспоминать.
Она не закрывает глаза и не отводит от меня взгляд, как делала это раньше. Вместо этого в ее глаза закрадывается страх, и, осторожно сглотнув, она хрипло спрашивает:
— Почему?
Я тянусь к ее волосам и провожу пальцами по прядям. Она вздрагивает от моего прикосновения, но я не останавливаюсь, желая напомнить ей о том, что у нас было.
— Почему это произошло? – Я спрашиваю, чтобы убедиться, что это именно то, что она хочет знать.
Она вяло качает головой. Ее голос хриплый из-за пыток водой.
— Почему ты… сделал это? Почему… ты солгал?
— Потому что я знал, что ты придешь в ужас, когда узнаешь, кто я на самом деле, – признаюсь я, зная, что здесь больше нет места лжи.
— Ты… ты убиваешь людей, – бормочет она, и я вижу, как недоверие и страх затуманивают ее глаза. – Я-я... видела это.
— Это то, кто я есть, – отвечаю я. – Это все, чем я когда-либо был, пока не появилась ты.
Она с трудом сглатывает, и это выглядит болезненным. Я тянусь за водой, стоящей рядом с кроватью, и подношу соломинку к ее губам. Она делает глоток, и ее язык высовывается, чтобы осторожно облизать разбитые губы.
Господи, меня убивает видеть ее такой.
Положив предплечье ей на голову, я наклоняюсь ближе.
— Твоя улыбка озарила мою жизнь. Все, что было между нами, было настоящим. Ничто из этого не было ложью.
Ее глаза начинают сиять.
— Я... я даже... не знаю, кто ты такой. – Душевная боль, искажающая ее черты, эхом отдается во мне.
В моем голосе слышится настойчивость, когда я говорю:
— Я тот самый мужчина, в которого ты влюбилась. – Когда она начинает качать головой, я сажусь на край кровати и, нежно обнимая ее лицо, умоляю. – Ты знаешь меня настоящего, детка. Ты одна из немногих, кто правда знает меня.
— Ты зарабатываешь на жизнь убийством людей, – шипит она, и это звучит грубо и неумолимо. Она отворачивается от меня и, увидев Алексея, говорит. – Скажи ему, чтобы он ушел.
Алексей тут же поднимается на ноги.
— Брат.
Зная, что он применит силу, я отстраняюсь и, встав, отхожу от кровати. Я не хочу уходить, но прямо сейчас у меня нет выбора.
— Дай ей немного пространства, – говорит Алексей.
— Я люблю тебя, Хейли, – бормочу я, желая, чтобы она знала, что мои чувства к ней не изменились. Они никогда не изменятся.