Беспощадный, или Искатели смерти

Головачев Василий Васильевич

Первое декабря началось для него с плохих новостей от агентов влияния, внедренных практически во все правительства мира. Наметилось некое движение, мешающее Союзу проводить свою политику, проявляющееся в участившихся провалах агентов и исчезновении некоторых наиболее ценных и активных исполнителей.

Рабочий кабинет аббата Ла-Мервея – официально – и главы СТО – неофициально – располагался в недрах монастыря, рядом с компьютерным центром Союза. По сути, это была комфортабельная «келья», в которой можно было работать и жить, не вылезая на божий свет. Рядовым монахам Ла-Мервея кабинет аббата был недоступен. На этот уровень допускались лишь маршалы и генералы орденов,

если Акуму требовалось их личное присутствие, а также охранники и слуги. Плюс работники компьютерного центра Синедриона. Их насчитывалось всего шесть человек. Это были наиболее одаренные специалисты в области компьютерных технологий, отобранные кадровиками СТО и проверенные на молчание. Через них проходили все информационные потоки, объединяющие ордена, секты, научные центры и военные базы, подконтрольные Синедриону. Они могли вскрыть любые засекреченные и защищенные сети и знали столько, что их приходилось охранять как самого владыку СТО. Один из них серьезно заболел, что тоже не повышало настроения Великого Отца, так как теперь он был вынужден искать замену компьютерщику, получившему инсульт.

Ознакомившись с перечнем первоочередных задач, которые надо было решить лично главе Синедриона, Акум вызвал своего ближайшего помощника и агента по особым поручениям Джеральда Махаевски, магистра ордена Раздела, пользующегося большим авторитетом среди руководителей европейских масонских лож.

Махаевски появился в кабинете Акума через пять минут. Он не имел личной «кельи», как его господин, так как резиденция ордена Раздела располагалась в Базеле, но большую часть времени магистр проводил в Мон-Сен-Мишеле.

Это был тридцатишестилетний американец, закончивший Московский государственный университет, а также Лондонский богословский институт и ставший профессором богословия. Кроме того, он всерьез занимался боевыми искусствами и овладел третьим «кольцом силы» древней боевой школы друидов «черная завеса». Эта школа славилась жестокостью приемов, а ее адепты превосходили по мастерству широко известных монахов Шаолиня и других боевых эзотерических систем. На равных с ними могли сражаться лишь последователи гиперборейских боевых практик «жива» и «потоп», передаваемых из поколения в поколение славянскими правниками – витязями и волхвами. При всех своих достоинствах Джеральд Махаевски не выглядел атлетом, но Акум видел его в деле и знал, на что способен его помощник.

Волосы Махаевски носил до плеч, бледное равнодушное лицо тщательно брил и больше походил на учителя истории, нежели на монаха или мастера боевых искусств. Желтоватые глаза его оживлялись редко, да и то лишь в моменты принятия какого-либо важного решения или во время получения сексуального удовольствия. Вывести магистра из равновесия было практически невозможно. По сути, он являл собой достойного кандидата на пост Великого Отца и мог заменить Акума по многим вопросам. Что, с одной стороны, радовало владыку Синедриона, с другой – заставляло держать магистра на дистанции.

Одевался Махаевски подчеркнуто щегольски, «от кутюр», покупая костюмы известных во всем мире модельеров. Некоторые из его приобретений стоили немалых денег, так как изготавливались эксклюзивно, чуть ли не в единственном экземпляре, но Джеральд Махаевски мог позволить себе невинное развлечение и жил и одевался так, как хотел. По вызову Великого Отца СТО он явился в темно-коричневом, в желтоватую полоску, костюме фирмы Альцгеймера. Такие костюмы носили только три человека в мире: премьер-министр Великобритании, президент России и сам мастер Альцгеймер. Джеральд Махаевски был четвертым обладателем престижной модели, цена которой зашкаливала за шестьдесят тысяч долларов. Однако мало кто знал, что основную долю стоимости костюма составлял особый материал подкладки,

представляющий собой процессор компьютера. По сути, этот костюм был «распределенной» компьютерной системой, позволяющей владельцу в считаные секунды решать задачи связи с любым абонентом в любой точке земного шара, входить в Интернет и локальные компьютерные сети спецслужб, получать почтовые сообщения, анализировать политические и экономические новости, обходиться без переводчика при беседах с людьми на любом языке, управлять своими помощниками.

Акум знал об особенностях носимых Махаевски одежд, но сам предпочитал одеваться скромнее. Компьютеризированные пиджаки, фраки, штаны и свитера он не любил, хотя понимал, что за ними будущее. Техника уверенно шагала по пути создания «компьютерного человека», живущего виртуальной жизнью.

– Слушаю вас, лорд, – склонил голову магистр, переступив порог кабинета аббата.

– У нас проблемы, – сказал глава СТО, жестом приглашая помощника сесть.

– Все наши проблемы решаемы, – бесстрастно отозвался Махаевски.

– Надеюсь, что так. Вам придется вплотную заняться Россией.

– Разве наши люди в России не справляются со своими обязанностями? Маршал Буркин докладывает, что у них все в порядке.

– Уже не в порядке. Буркин не справляется со своей миссией контролера. Маршал Меллон предпочитает европейский климат и безвылазно сидит в Копенгагене. Маршал Российского ордена Власти Етанов докладывает, что все идет нормально, что во всех эшелонах властных структур сидят наши агенты, что наука и культура управляются нашими эмиссарами, а интегральный анализ показывает, что в России появилась неподконтрольная нам сила. Вы в курсе?

– Самая неконтролируемая сила в любом государстве – это его народ, – хладнокровно проговорил Махаевски. – Россия не исключение. Именно русский народ и порождает пассионарность, как обозначил это явление их ученый и наш ставленник Лев Гумилев. То есть – непокорность и непринятие иных ценностных ориентиров. Но мы работаем над этим…

– Я имел в виду другое явление. Наметилась некая негативная тенденция сопротивления нашей деятельности. Властные структуры России действительно подчиняются нам, но в ее социальных недрах родился слой носителей национальной идеи, достигший, судя по результатам, качества самовыражения.

– Русские до сих пор руководствовались нашей идеей, подсунутой им с подачи наших агентов влияния – получение материальных благ вне сферы созидания.

– Это хорошая идея, но в России она работает плохо. Мне кажется, наряду с реанимированием древних языческих традиций в России предпринята попытка перехвата управления. Есть у вас информация в этой области?

Джеральд Махаевски на мгновение задумался. Лицо его при этом осталось абсолютно равнодушным. Ничего нельзя было прочитать на этом лице, и даже глаза магистра, подернутые флером легкого безумия, не выдавали его мыслей и настроения. Акуму захотелось причинить собеседнику сильную боль, чтобы тот наконец проявил хоть какие-нибудь эмоции.

– Последняя отчаянная попытка перехвата управления была предпринята в России в начале пятидесятых годов прошлого века, – сказал наконец Махаевски. – Остальные не в счет. Управляли процессом наши люди. Приоритеты те же – методология, хронология, идеология, все они находятся под нашим контролем.

– Уже не все. Под второй приоритет давно копают объявившиеся в России аналитики и реаниматоры истории.

– Вы имеете в виду Фоменко, Носовского, Бузгинова, писателей Демина и Асова, историков Платонова и Леонова? По-моему, наши агенты успешно манипулируют общественным мнением, вымазав этих деятелей дерьмом, доказав, что они создают заказные исторические мифы. В то время как…