Беспредел (сборник)
Шрифт:
Мы успели пробежать пять или шесть пролетов, когда с самых нижних этажей начал доноситься какой-то шум. Услыхав его, Крис помчалась еще быстрее, хотя казалось, что быстрее невозможно. Тоненькая ладонь в моей руке заледенела, и я с внезапной отчетливостью понял, что это крики тех, кому не повезло повстречаться с обитателями холма. Я отсчитывал секунду за секундой, пытаясь уловить интервал между криками, сливающимися в единый бесконечный вой. Понимание пришло не одно, а под ручку с ужасом. По всем расчетам выходило, что очень скоро к общему протяжному воплю присоединится наш покалеченный друг. И тогда меня проняло до самых
Я скакал, как олимпийский чемпион, обколотый допингом, разом перепрыгивая по три ступеньки. Темнота скрадывала жару, но вместо воздуха я дышал раскаленной лавой. Два насоса в моей груди работали на полную мощность, чудовищным хрипом припоминая мне каждую выкуренную сигарету, каждый забитый кальян. Я почти не отставал от Крис и все же постоянно слышал ее сиплое, отрывистое:
– Быстрее! Быстрее! Не стой! Миша! Не стой!
Мне хотелось крикнуть в ответ, что я ебашу, как демон, но сил с трудом хватало, чтобы просто гонять по легким огонь.
Мимо со скоростью света пролетали чудовищные, безумные, кровавые картины. С наступлением ночи ад перестал быть скучным, но это нихуя не радовало. Лестницы, чистые на первых этажах, завалили свежие трупы. Приходилось следить во все глаза, чтобы не споткнуться об очередного дохляка с проломленным черепом. Недобитки встречались реже, но всякий раз при виде их внутри меня радовалось что-то мелкое, подленькое, гнилое… «Поживем! – кричало оно. – Еще поживем!» Раненые не оставались в долгу – преграждали путь, норовили вцепиться в ноги, повалить, если получится.
– Осторожно! – предупреждала Кристина.
И я становился осторожным.
– Прыгай!
И я прыгал.
– Быстрее! Еще быстрее!
И я послушно переставлял ебаные чугунные гири, по ошибке пришитые вместо ног. Я страшно хотел жить, хотя совершенно запутался в том, что же означает это простое некогда слово.
Словно в инфракрасном спектре, на стенах проявились многочисленные граффити, сделанные кровью и дерьмом. Какие-то лица, сцены, надписи – на такой скорости мозг просто не успевал обрабатывать картинки, наспех выхваченные во тьме.
Пространство потонуло в нескончаемом вое. Я плохо слышал не только Крис, но даже собственное сердце. Зато слышал, что за нами бегут. Другие – такие же, как мы. Однажды мы и сами нагнали резвую старушку, похожую на сморщенный кожаный мешок. Крис подрубила ей сухожилие, а я столкнул вниз, даже не расслышав проклятий, что извергал ее беззубый рот. Я знал: если нас догонят, с нами поступят так же.
Бег длился и длился. У меня давно закончились силы. Второе дыхание открылось и умерло, а за ним и третье. Горели отбитые пятки, пульсировали глаза. Рот спекся без влаги. В какой-то момент я заметил, что Крис не летит ополоумевшей легконогой серной, а плетется, с трудом переставляя ноги. Я понял, что и сам еле тащусь, а впереди нарисовалась целая вереница голых людей, мужчин и женщин, бредущих друг за другом.
– Иди! – шептала Кристина, цепляясь за стену. – Не стой! Нельзя стоять!
Я и сам знал, что нельзя. Сзади уже наползало,
Спотыкаясь, я умудрился обогнуть Крис, пройти вперед. Невероятным усилием подавил в себе желание толкнуть ее ногой, выиграть не секунды даже… секунду… одну. Сейчас мне казалось, что это много. Практически вечность. Целая жизнь. Моя жизнь.
На одной лишь злости, приправленной ненавистью, я совершил рывок и вогнал свое единственное оружие в спину идущего перед нами мужчины. Он изогнулся, сбавил шаг, но не остановился. Руки заметались, в бесплодной попытке достать обломок кости. Я зарычал, ухватил его за плечо, с силой толкнул назад. Мы выживем! Выживем!
Этот пидор не желал умирать. Падая, он вцепился в меня, в волосы, в кожу, до крови царапая ногтями. Мы закачались в шатком равновесии, когда достаточно дыхания, чтобы обе стороны рухнули в пропасть. А пропасть уже была под нами, подбиралась, сверкая мириадами голодных зрачков. Я извернулся, швыряя ей моего противника. Подавись, старая блядь!
Стиснутые пальцы унесли с собой кусок моей кожи и здоровенный клок волос. Я ждал боль, но она все не приходила. Все заглушил ужас. Это случилось. Я остановился.
– Не-е-е-ет… – протяжно и сипло выдохнула Крис, стоящая ступенькой выше.
Вереница людей стремительно исчезала среди верхних пролетов. Одна Кристина оказалась настолько глупой, чтобы остаться со мной. Она не желала признавать, что для меня все уже кончено. Темнота рассеялась, чтобы я мог увидеть их. Вспомнить, что же промелькнуло перед моими глазами там, в песках, когда я неосторожно сунул голову в каверну.
Крик разорвал мне рот. Я осип в ту же секунду, сорвал голос нахуй и шипел, как пришибленная змея, вывалив распухший без воды язык. Крис, ад, моя никчемная жизнь, все вдруг стало несущественным. Лишь где-то в подкорке металась утешительная мысль – это конец. Нельзя оставаться в живых, видев то, что увидел я.
Пальцы мои царапали лицо, снимали кожу лоскутами. Я чувствовал, как она набивается под ногти. Этого было мало, мало, мало! И я вонзил их под веки – в единственное место, где еще сохранилась влага. Пальцы погружались в глазные впадины, а я сипел и давился болью, кусая собственный язык. Выдавливая скользкие шарики, я нащупал их корни, витые, уходящие прямо в мозг, и вырвал их с такой силой, что едва не потерял сознание. Что-то загрохотало, будто стены дома с треском рушились, воздух посвежел. Это они обвивали меня, закутывали в кокон, чтобы питаться мной целую вечность, а когда меня не станет, воскресить и пустить на новый виток. Я не видел ничего вокруг, но их по-прежнему видел прекрасно.
– Почему?! Почему я их вижу?! Почему я их все еще вижу, блядь?!
Лицо стало мокрым, и я даже удивился. Никогда не задумывался, могут ли плакать люди без глаз. Знакомая ладонь легла на мое плечо, сжала, выдавливая из меня остатки воли. Я опустился на колени, хватаясь за исцарапанное лицо.
– Почему я их вижу, Крис?! – подвывая, рыдал я. – Почему-у-у-у?!
– Не видишь, – шепнула она, присаживаясь рядом, прижимаясь восхитительно мокрой холодной кожей. – Не видишь. Их здесь нет, дорогой.