Беспредел (сборник)
Шрифт:
Первую бутыль уговорили быстро, и к началу второй Батя совсем окосел. Бессвязно болтал о лесах, о самогонном аппарате, о тракторе. И о земле, которая не выпускает людей со всех окрестных деревень. Макар взял его под локоть и отвел в спальню.
– Давай к нам, малой, – сказал Клим. – Третий нужен.
Ромка посмотрел на Оксану, вжался в нее, словно мог спрятаться от страшных взрослых внутри такой родной, такой теплой мамы.
– Малой, тебе уши прочистить?
– Никуда он не
Клим с Макаром переглянулись.
– Вот так вот, – вздохнул Клим, вытирая бороду рукавом. – Не уважают нас москвичи.
Макар похрустел огурцом, облизал пальцы и швырнул пустой бутылью в Оксану. Чуточку промазал, угодив в стену над диваном. Брызнули осколки, Оксане обожгло лицо, на щеке вспыхнула кровью царапина. Макар довольно захрюкал.
– Что вам от нас надо?! – заревела Оксана сквозь слезы. – Выродки! Ублюдки конченые!
Снаружи грянул гром, в деревянных рамах задрожали стекла. Клим посмотрел в пустую кружку и покачал головой.
– Знаешь, Макар, а они не рады гостям совсем.
– Ага. Не нравимся мы им, не годимся. Прям морщатся, видал? Неженки столичные.
Оксана боялась смотреть им в глаза. Сначала в них поблескивали только огоньки похоти, но теперь… С каждой кружкой, с каждой фразой, с каждым неуловимым движением там разгоралось нечто более страшное.
– Мы ж для них никто, на хер. Слякоть деревенская, а не люди.
Клим кивнул. Прикурил Батину папиросу и сказал:
– Вот я и думаю, а чего просто так сидеть? Давай малому ухо отрежем, раз он с нами пить брезгует.
Ромка вздрогнул. Клим подтянул к себе нож, которым несколько часов назад Оксана нарезала детям торт.
– Вот, например, глаз. – Клим дотронулся до синяка. – Штука полезная, нужная. А ухо?
Макар наполнил кружки. На троих.
– Я прошу, умоляю вас… Не трогайте детей, – голос Оксаны застревал во внутренностях, выходил наружу хриплыми стонами. Она понимала, что говорит в пустоту, но не могла иначе. – Забирайте меня, что хотите делайте. Но их оставьте в покое.
Клим к ней даже не обернулся. Он подпилил ноготь, ковырнул заусенец и продолжил, глядя на Макара:
– Без уха ведь тоже все слышно. Сдалось оно ему. Может, новое потом вырастет.
Макар посмотрел на Ромку и подмигнул. Хлопнул по свободному стулу, приглашая. Оксана не могла отпустить сына, не могла разжать пальцы. Она знала, что если сейчас Ромка сядет между этими психами, то она его потеряет.
– Давай, малой, не телись, на хер. Отлипни уже от мамкиной сиськи. Когда еще деревенского самогона попробуешь?
– Прошу… – взмолилась Оксана. – Будьте людьми.
Клим почесал переносицу, подошел к дивану и взял Ромку за ухо.
– Тихо, тихо, хозяйка,
Маленький кулачок выскользнул из руки Оксаны, а вместе с ним частичка чего-то большого и важного. Будто из любимой семейной фотографии выдрали кусок.
– Мам…
– Все хорошо, милый. Ты только не бойся, я здесь, рядом.
Ромка заменил за столом Батю. Он глотал слезы, дрожащими ладошками поднимал кружку и прикладывался губами к самогону. Когда Клим заставил его сделать несколько больших глотков, Ромку вырвало.
– Злючий самогон в этот раз, ага, – сказал Макар, стуча Ромку по спине. – Горло продирает дай бог.
Злючий… Эти двое как будто не чувствовали градуса, не пьянели совсем. Самогон их только раззадоривал. Делал злее.
Злилась и стихия. Раскаты грома походили на серию взрывов, от которых дом содрогался до самого фундамента. В печной трубе выл ветер. Черные окна вспыхивали багровым заревом, будто снаружи бушевал пожар.
Опрокинув очередную кружку, Клим бахнул кулаком по столу.
– Ладно, хорошо разогрелись, добро. Можно и жениться.
– Давно пора, на хер.
Оксане было плевать на себя. Она могла вытерпеть что угодно, последние месяцы брака научили ее этому. Но неспособность защитить детей сводила с ума. Она надеялась, что их отпустят, что ублюдки возьмут свое и исчезнут из их жизни. Но в глубине души Оксана понимала: их не выпустят из проклятого дома. И это она привезла детей сюда.
– Чтобы все по-честному, – проговорил Клим, – пусть невест малой выбирает.
Макар, не сводя взора с Лизы, снял бушлат и достал из кармана складной нож. Блеснуло лезвие. Он присел к невестам, диван под его тяжестью едва не развалился.
– Только чтоб, на хер, без сюрпризов. Дольше проживете.
Клим, напротив, нож отложил и слепил из ладони Ромки кулак с отставленным указательным пальцем.
– Мне выберем. Знаешь считалки? Давай любую.
У Оксаны плыло перед глазами, будто она смотрела на детей сквозь мутное стекло. Указательный палец Ромки между лапищ Клима казался зубочисткой. Лиза кивнула брату, давая молчаливое согласие. Палец уперся в нее.
– Эни, – сказал Клим, так и не дождавшись ничего от Ромки.
Палец указал на Оксану.
– Бени.
Ромка, повинуясь бородатому кукловоду, переводил палец с мамы на сестру, с сестры на маму. Влево – вправо, вправо – влево. Рики – таки, буль – буль – буль, караки – шмаки.
– Эус… Дэус… – Клим говорил медленно, словно надеялся, что Ромка подключится хотя бы к финалу. – Краснодэус…
Макар ударил по дивану и усмехнулся.
– Бац.
Выбор, конечно же, пал на Лизу.