Бессмертная любовь (Нет голода неистовей)
Шрифт:
Она зашагала впереди него вдоль длинного ряда стойл. Хотя он ничего ей не говорил, она резко остановилась и уставилась на кобылу, которую привезли этим утром, а потом подошла к ней и ласково погладила по носу. Странно, что Эммалайн потянуло к тому животному, которое было ее личным. Проклятая жадюга-валькирия.
Ее взгляд скользнул по лошадке, и она проворковала:
– Красавица! Ты просто чудо!
Чувствуя непонятную неловкость, словно вторгается во что-то глубоко интимное, Бау упрямо продолжил:
– Мне казалось, что вампиры
– Послушай, Бауэн: я нигде не реалистка. – Она облокотилась на дверку стойла, словно уже бывала здесь тысячу раз. Ее рука нырнула под голову лошадки, чтобы погладить ее по щеке. – Я могу притворяться не хуже, чем мастера этого дела. Могу сделать вид, что обман Лахлана не причинил мне боли. Я могу притвориться, что здесь мне нравится больше, чем у меня дома и в моей родной стране, и я могу даже не обращать внимания на то, что его возраст в разы больше, чем мой. Но я не могу притвориться, будто весь его клан не будет меня ненавидеть или что оборотни не будут снова и снова на меня нападать. И я не могу делать вид, будто мои родные его примут, потому что они никогда этого не сделают, так что я все равно буду вынуждена делать выбор.
Пока она говорила, выражение ее лица медленно менялось от гневного на безнадежное. Она не сказала Бау и половины всего. Ее глаза были полны глубокой тоски.
Именно так когда-то выглядела Мария.
– Что еще происходит? Тебя расстраивает еще что-то.
– Просто… все… очень тяжело, – прошептала она.
– Что именно?
Эмма покачала головой, и ее лицо застыло.
– Я – человек очень сдержанный, а с тобой я даже не знакома. Не говоря уже о том, что ты – лучший друг Лахлана. Я ничего не стану тебе рассказывать.
– Ты все равно можешь мне доверять. Я не стану говорить ему того, что ты не разрешишь мне рассказывать.
– Извини, но сейчас оборотни не числятся у меня в списке доверенных лиц. Слишком много было обманов и неприятных попыток меня придушить.
Бау прекрасно понял, что она имеет в виду и поступки Лахлана, но все равно сказал:
– Ты справилась с Кассандрой.
– Я не хочу жить там, где мне надо будет с кем-то справляться. Я не хочу жить там, где меня будут атаковать или пытаться мной помыкать.
Бау присел на охапку сена.
– Лахлан не может отыскать брата. Кассандра зудит у него над ухом, как комар. У него болит нога, и ему трудно освоиться с новым миром, в котором он внезапно очутился.
И что для него хуже всего – он не может дать тебе счастье. – Он вытащил соломинку и прикусил ее кончик, предложив Эмме такую же.
Она ответила возмущенным взглядом:
– Спасибо, я не жую. Он пожал плечами.
– Я могу справиться с Касс. Нога у него заживет, он освоится, и рано или поздно Гаррет появится. Но все это не будет иметь значения,
Эмма повернулась и тихо проговорила:
– Мне не нравится, что ему больно или тревожно, но я не могу просто приказать себе быть здесь счастливой и довольной. Это должно прийти само.
– И придет, если ты дашь ему время. Когда ему удастся отбросить большую часть своих прошлых… проблем, ты увидишь, что он – хороший.
– Похоже, у меня здесь нет выбора, так ведь?
– Никакого. Так что, если хочешь, я могу сказать тебе, как ты могла бы лучше им управлять.
– Управлять им? – переспросила Эмма, резво поворачиваясь к Бау.
– Ага.
Она удивленно моргнула:
– Наверное, мне хотелось бы это услышать.
– Пойми: все, что он делает, он делает с одной целью: подарить тебе счастье. – Она разомкнула губы, готовясь возражать, но он ее перебил: – Так что если ты недовольна каким-то шагом, который он сделал в этом направлении, тебе достаточно просто сказать, что тебя это расстроило.
Когда Эмма нахмурилась, он спросил:
– Какое чувство ты испытала из-за того, что он солгал? Она посмотрела на мысок сапожка, которым рисовала круги на земле, и неохотно промямлила:
– Я почувствовала себя преданной. Уязвленной.
– Задумайся над этим. Как, по-твоему, он отреагировал бы, если бы ты просто сказала ему, что он сделал тебе больно?
Она подняла голову и несколько секунд молча смотрела на него.
Бау встал, отряхнул брюки, повернулся к выходу, но, задержавшись, бросил через плечо:
– Кстати, эта лошадь – твоя.
Кобыла ткнулась Эмме в волосы, чуть не сбив ее с ног.
– И ты не обнимешь свою старую подругу? – спросила Кассандра, обиженно надувая губы.
– Если бы она была согласна ею остаться, – нетерпеливо бросил Лахлан.
Когда наконец Бау соизволит вернуться? Он доверил бы ему свою жизнь и, если б прижало, доверил бы свою подругу – ждать было крайне тяжело.
Кассандра по-прежнему держала объятия раскрытыми:
– Прошли целые века, Лахлан!
– Если бы сюда сейчас вошла Эмма и увидела, как мы «обнимаемся», то, как думаешь, что она почувствовала бы?
Касс опустила руки и села в кресло напротив письменного стола.
– Не то, что думаешь ты. Потому что она ничего к тебе не испытывает. А вот я оплакивала твою смерть так, как это сделала бы вдова.
– Зря тратила время. Даже если бы я действительно умер.
– Бау рассказал мне, где ты был и кто она такая. Ей здесь не место. Ты был болен – и теперь не видишь, как это неправильно.
Лахлан даже не мог распалить в себе гнев, потому что еще никогда не был ни в чем уверен так, как был уверен в том, что Эмма – его подруга. Сейчас ему стало совершенно ясно, что все те соображения, по которым он долгие годы был дружелюбен с Кассандрой, теперь не применимы.