Бессмертные
Шрифт:
Несмотря на тщательные приготовления, день, когда должен был приехать Бобби, начался неудачно для Мэрилин. Примеряя наряды, она пролила кофе на платье, которое собиралась надеть на ужин, и с досады накричала на миссис Мюррей, хотя та была совершенно ни при чем. Вспышка гнева вызвала у Мэрилин головную боль, и, чувствуя себя виноватой, она до самого вечера извинялась перед миссис Мюррей. С помощью экономки (миссис Мюррей всегда была готова к “совместным действиям”) она выбрала другое платье — белое, с оголенными плечами, которое она купила когда-то потому, что оно очень понравилось Иву Монтану (он увидел его в витрине магазина “Сакс”). К тому времени, когда она
Однако вскоре Мэрилин изменила свое решение. Ведь через несколько месяцев она станет матерью, разве не так? Бобби ценил ее не за то, что она зажигательная голливудская красавица. Она — мать его ребенка (или, как это ни горько, точнее будет сказать, мать одного из его детей) и будущая жена. Мэрилин принялась переделывать работу парикмахера и маникюрши. Сначала нужно изменить прическу — волосы должны лежать свободными волнистыми прядями, казаться мягкими и воздушными.
Взглянув на себя в маленькое зеркальце, она поняла, что совершила глупость. Она стала обычной женщиной, серой и непривлекательной. Бобби вряд ли это понравится. Если бы ему нужна была только благообразная мамаша его детей, которая вечно ходит в домашнем халате, почти не красится и не блещет красотой, он довольствовался бы своей Этель, а не вкушал удовольствия с ней, Мэрилин.
— Давайте вернемся к тому, что мы сделали вначале, — сказала она и, резко тряхнув головой, разрушила новую прическу.
Помощники Мэрилин хором издали тяжелый вздох. Миссис Мюррей нервно взглянула на часы.
— Уже шесть часов, — робко проговорила она.
В Голливуде ужинают рано. Привычки обитателей столицы кинобизнеса подчинены рабочему расписанию: актеры, бывающие на вечерних приемах, должны являться на киностудию не позднее семи часов утра, чтобы их успели загримировать к началу съемок; а сотрудники администрации поднимаются на рассвете — им начинают звонить из Нью-Йорка, где в это время уже девять часов утра. Мэрилин следовало прибыть к Лофордам в семь, самое позднее — в половине восьмого, и учитывая, что на дорогу из Брентвуда в Малибу потребуется никак не менее часа, она должна была уже выходить из дома. А вместо этого она сидела в халате, под которым не было еще даже нижнего белья, и ей только-только начали делать прическу и накладывать макияж.
Стрелка часов приближалась к восьми, и вот она наконец-то готова. Из всех туфель она выбрала лодочки с самыми высокими каблуками-шпильками и теперь стояла, покачиваясь, одетая в платье, которое прикрывало только отдельные части ее тела. Она решила, что выглядит чертовски привлекательно, а уж она-то разбиралась в таких вещах.
Волосы Мэрилин отливали серебром, как сахарная вата; ярко-красные губы сияли влажным блеском. Она хихикнула.
— Пусть знает, чего он лишает себя, — произнесла она.
Чтобы успокоить нервы, она, не глядя, сунула в рот пару таблеток и еще несколько штук кинула в блестящую сумочку, так, на всякий случай, хотя знала, что в ванной у Лофорда есть аптечка, в которой можно найти любые лекарства в неограниченных количествах.
Водитель помог Мэрилин выйти из машины, и тут ей показалось, что асфальт под ее ногами ожил и стал покачиваться, как при замедленном
— Se~norita! — крикнула ей вслед служанка, но Мэрилин уже направлялась в столовую. Сделав глубокий вдох, она спустилась на две ступеньки, стараясь не отрывать глаз от прямых линий раздвижных стекол, чтобы не потерять равновесие.
При появлении Мэрилин в столовой наступила полная тишина. Питер, как всегда, широко улыбаясь, поднялся со своего места; Пэт встретила ее смущенным взглядом, какой бывает у хозяйки дома из мелкобуржуазного сословия при появлении опоздавшего гостя, которого уже давно перестали ждать.
Потом она увидела Бобби. По правую руку от него место пустовало. Внутри у Мэрилин все опустилось: не потому, что перед ним уже стояло блюдо с десертом — неужели она настолько опоздала? — ее напугало выражение его глаз.
Глаза Бобби были бледно-голубые, холодные, как затянутый льдом пруд, неумолимые, как смертный приговор.
— Прошу прощения за опоздание, — извинилась она.
— Ничего страшного, — произнес Бобби, явно нервничая. Все оставшееся за ужином время они переговаривались, как совершенно чужие люди. Но ведь некоторые гости, по всей вероятности, не были осведомлены об их отношениях. И потом, хотя Пэт довольно спокойно относилась к любовным похождениям мужчин семейства Кеннеди, в ее присутствии Мэрилин чувствовала себя скованно, будто Пэт была воспитательницей, которая не допустит фривольного поведения — во всяком случае, при посторонних.
Из гостей они ушли рано — после того как Бобби разыграл малоубедительный спектакль, в неловких выражениях предложив Мэрилин довезти ее до дому, так как он все равно возвращается в “Беверли-Хилтон”. Всю дорогу, пока машина везла их по бульвару Сансет, они сидели молча, взявшись за руки, словно подростки. Мэрилин наблюдала, как у Бобби дергается кадык — верный признак того, что он нервничает. Бобби явно не желал начинать разговор в присутствии водителя, который наверняка был еще и полицейским, поскольку работал в министерстве юстиции. Своего шофера она отправила домой.
Они приехали к ней домой, но и тут ее надежды не оправдались. Бобби даже не обнял ее. Если он и испытывал к ней какие-нибудь страстные чувства, это ни в чем не проявлялось. Мэрилин стояла посреди гостиной, и Бобби, очевидно, пристыженный своим поведением, наконец-то подошел к ней и поцеловал, вернее, просто чмокнул, так целуют своих жен мужчины, живущие в браке не один год. Если бы Бобби любил выпить, он налил бы себе что-нибудь из бара, но у него не было такой привычки, и журить он тоже не курил. Поэтому она прошла на кухню, налила себе бокал шампанского и включила радио. Затем вернулась в гостиную и села на диван, так, что подол ее платья задрался. Она скинула туфли и похлопала по диванным подушкам. С явной неохотой Бобби сел рядом с ней.
— В чем дело, мой мальчик? — спросила она.
— Мэрилин, — заговорил он. — Я всегда старался быть честным с тобой, ведь так? Никогда не лгал?
— Хочу ли я услышать правду, детка? — печально поинтересовалась она.
— Наверно, нет. Редко, кто этого хочет. Это одна из причин того, что в нашей семье политикой занимается Джек, а не я.
— Говорят, у тебя уже лучше получается, чем раньше.
Бобби мрачно усмехнулся.
— Сомнительный комплимент. Послушай, я говорил, что люблю тебя…