Бессмертные
Шрифт:
— Ангусская, босс.
— Правильно, ангусская порода. За какого-то отборного быка Макги заплатил, кажется, двести тысяч долларов. — Он в недоумении покачал головой. — Джеки частенько ездит здесь верхом с его девочками.
— Ей нравится здесь?
— Очень. Она выросла в такой обстановке. Лошади, охота и прочая ерунда.
Он угрюмо посмотрел в окно. Юг Франции ему нравился больше, чем сельская местность в Виргинии, но он не собирался объявлять об этом своим избирателям. Непонятно почему, но пресса благосклонно писала о том, как Джеки катается здесь на лошадях, — гораздо благосклоннее, чем, скажем, когда она ездит отдыхать
— Тебе здесь не нравится?
Его лицо на мгновение отразило недовольство и гнев. Она затронула в его душе больную струнку.
— Наш дом такой огромный, — раздраженно ответил он. — Какой-то нелепый белый слон. А движение на дорогах сводит меня с ума. Утром и вечером невозможно ехать… Конечно, Джеки это все равно.
— Зачем же ты тогда купил этот дом?
Он вздохнул.
— Джеки захотела, чтоб с лошадьми и так далее. Я решил, что нам нужно иметь большой дом, ведь у нас будет много детей! — Он грубо расхохотался. — Жизнь посмеялась над нами!
— Джек, — сказала Мэрилин, — твоя жена не виновата . — Когда речь шла о бесплодии, любая женщина могла рассчитывать на ее сочувствие. Чего она только не предпринимала, говорила она себе, чтобы родить ди Маджо ребенка, — а он очень хотел, чтобы у них был ребенок, — но в глубине души она чувствовала свою вину и понимала, что ее желание родить не было искренним.
— Я и не говорю, что Джеки виновата. Я знаю, ей тяжело. Когда у нее случился выкидыш, врачи предупредили, что, возможно, она никогда не сможет иметь детей, никогда… А тут еще Этель то и дело рожает Бобби детей, одного за другим, и никаких проблем… От этого Джеки еще тяжелее, как ты понимаешь. — В его тоне сквозила горечь.
— Еще бы.
— Этот дом не приносит нам счастья. Только вот я никак не могу убедить в этом Джеки.
Машина сбавила ход. Они свернули на длинную дорожку, посыпанную гравием, по обе стороны которой росли высокие деревья. Они остановились возле большого красивого старого дома — Мэрилин никак не предполагала, что он окажется таким огромным. Джек прав: такой дом рассчитан на большую шумную семью, муж и жена без детей не могли здесь чувствовать себя счастливыми. Если Джеки не понимает этого, значит, она эгоистка.
— Какой старый дом, — прошептала она.
— Во время Гражданской войны здесь располагался штаб Потомакской армии. Так что это тоже памятник истории…
Джек взял костыли, ведь теперь он был у себя дома. С помощью костылей он передвигался легко, поднимаясь по ступенькам за счет силы плеч.
Мэрилин вошла за ним в просторную прихожую, и он захлопнул дверь перед красным и потным лицом Бум-Бума. Дом был обставлен именно так, как она себе представляла. Всюду стояла старинная мебель, было много антикварных вещиц — их явно выбирал человек, разбирающийся в антиквариате и знающий им цену. Сама она ничего в этом не понимала, но была уверена, что вещи, которые она видит здесь, действительно старинные и ценные.
Она почувствовала зависть и знакомый стыд — она была чужой в этом мире. У нее никогда не было собственного дома. Даже после того как она настояла, чтобы они с Джо уехали из Сан-Франциско, где жили с его родителями, они сняли дом в Беверли-Хиллз недалеко от бульвара Сан-Висенте. Дом был обставлен громоздкой
Казалось, в каждой комнате был большой камин, на полу лежали дорогие восточные ковры. Все в этом доме свидетельствовало о пристрастии хозяйки к охоте: в прихожей висели репродукции, изображающие сцены охоты, плети, охотничьи шапки, стояли охотничьи сапоги; в других комнатах — подушки с вышитыми на них лисами, ленты, свисающие с потолка, серебряные призы. Она провела рукой по мраморному столу, стоявшему посреди большого зала.
— Этот стол тоже старинный? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Кажется, восемнадцатый век. Из Франции. Стоит целое состояние. Том Хоувинг, один из друзей Джеки в мире искусства, говорит, что этот стол не стыдно поставить в музее “Метрополитен” или в Белом доме. Джеки разбирается в таких вещах.
— Ты, наверное, очень гордишься, что у нее такой хороший вкус.
— Да. — Он окинул гостиную таким взглядом, что стало ясно: он предпочел бы иметь здесь не изысканные вещи, расставленные строго симметрично, а обычную мебель, чтобы можно было задрать ноги на стол и поставить бокал с виски куда угодно, не беспокоясь, что останутся пятна.
— Ну как, довольна? — спросил он.
— Я никогда не бываю довольна, милый. Мы можем подняться наверх?
Джек молчал в нерешительности.
— Ну, пожалуйста, — попросила она. Это было подло с ее стороны, и она презирала себя за такое низменное любопытство. Но раз уж ей удалось уговорить его привезти ее в свой дом, отступать было незачем. Она не могла объяснить себе это страстное желание своими глазами увидеть , как ее соперница живет и одевается (а она уже считала Джеки соперницей) и где они спят, как будто без знания таких интимных подробностей она никогда не сможет полностью понять Джека.
Когда Мэрилин шел двадцать второй год, она страстно влюбилась в актера Джона Кэрролла и подстроила так, что он пригласил ее пожить у него. Она “подружилась” с его женой Люсиль и в один прекрасный день предложила ей развестись с Джоном, чтобы самой выйти за него замуж. После этого Кэрролл, хотя и не очень охотно, погрузил ее вещи в машину и отвез ее на Франклин-авеню, где она снимала квартиру.
Она и сама не понимала, зачем ей нужно было побывать в доме Джека. Может быть, чтобы лучше оценить свою соперницу? Или была более глубокая причина? Например, узнать, по возможности, почему он изменяет своей жене?
По узкой красивой лестнице она поднялась за Джеком в спальню. Он со стоном опустился на кровать. Настроение у него было мрачное. Она начала заглядывать в шкафы, где висела одежда Джеки.
При виде аккуратных рядов вешалок с элегантными нарядами она почувствовала острую зависть. Ей не подошло бы ни одно из этих платьев. Они могли украсить только худую женщину с плоской грудью; Джо Юла обычно называл женщин такого типа “жертвами моды”. Платьев в горошек в шкафах не было. Она вытащила одно из вечерних платьев. Оно было сшито просто, без прикрас, но вид у него был богатый, и она вдруг пожалела, что совсем не похожа на “жертву моды”. Надпись на ярлыке гласила: “Олег Кассини”. Она принесла платье в спальню и, приложив к себе, спросила у Джека: