Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
А потом был голос… нет, скорее даже Голос. С большой буквы. Он сказал всего три слова, но они прозвенели в голове у Луизы, как железные колокола.
[ДА БУДЕТ ТАК.]
Она увидела, как Клото изменился в лице; теперь на его маленьком личике застыла маска ужаса и тревоги. Он полез в задний карман и достал оттуда ножницы. Потом вздрогнул и чуть не выронил их – нервы, нервы… В этот момент Луиза даже испытала к нему некие родственные чувства, настолько были схожи их ощущения. Он наклонился, поднял ножницы, держа их обеими руками, и открыл лезвия.
Снова
[ДА БУДЕТ ТАК.]
На этот раз за словами последовала такая яркая вспышка света, что Луизе на миг показалось, что она ослепла. Она закрыла глаза руками, но увидела – в последний момент, пока еще видела хотя бы что-то, – что свет собрался на ножницах, которые держал Клото. Словно молния ударила в громоотвод.
От этого света не было спасения; он пробрался ей под веки, превратил ее ладони в стекло. Сияние просвечивало ее плоть, как рентгеновский луч, так что видны были кости. Откуда-то издалека она услышала женский голос, подозрительно похожий на голос Луизы Чесс – она кричала на пределе своего ментального голоса:
[Выключите этот свет! Господи, выключите его, пока он меня не убил!]
И когда ей уже начало казаться, что она больше не выдержит, свет начал меркнуть. Когда он погас – если не считать яркого синего остаточного изображения, которое мерцало в темноте под закрытыми веками, словно призрачные ножницы, – она медленно открыла глаза. Сначала она не увидела ничего, кроме этого сияющего синего креста, и испугалась, что и вправду ослепла. Потом – постепенно, как на проявляющейся фотографии – мир вновь обрел свои очертания. Она увидела Ральфа, Клото и Лахесиса, которые тоже отнимали руки от глаз и растерянно оглядывались по сторонам, как кроты, которым в нору засунули фонарик.
Лахесис смотрел на ножницы в руках своего коллеги так, словно видел их первый раз в жизни, и Луиза была уверена, что такими он их и вправду никогда не видел. Лезвия все еще светились, отбрасывая жутковатые отблески света на капли тумана.
Лахесис: [Ральф! Это было…]
Всего остального она не услышала, но его тон напоминал тон крестьянина, который открыл на стук дверь своей хижины и обнаружил, что рядом с его домом остановился помолиться Папа Римский.
Клото все еще смотрел на лезвия своих ножниц. Ральф тоже долго смотрел на них, но в конце концов все-таки поднял взгляд на лысых докторов.
Ральф: […больно?]
Лахесис, голосом человека, только что пробудившегося от глубокого сна: [Да… но недолго… боль будет невыносимой… ты еще можешь передумать, Ральф!]
Луиза неожиданно поняла, что она боится этих сверкающих ножниц. Она захотела крикнуть Ральфу, чтобы он остановился, чтобы он отдал им то, что им нужно, их маленького мальчика. Пусть он сделает все что угодно, лишь бы эти ножницы исчезли.
Но у нее просто не было слов.
Ральф: […в конце концов… просто хотелось знать, чего ожидать.]
Клото: […готов?…должно быть…]
Скажи
Ральф: […готов.]
Лахесис: [Понимаешь… условия… и цена]
Ральф, уже нетерпеливо: [Да-да. Может, мы все-таки уже…]
Клото, с чрезмерной торжественностью в голосе: [Хорошо, Ральф. Да будет так.]
Лахесис положил руку Ральфу на плечо, и они с Клото отвели его подальше, туда, где зимой заливали горку, чтобы дети катались на санках. Там была маленькая круглая площадка размером примерно со сцену в ночном клубе. Когда они дошли дотуда, Лахесис остановил Ральфа и развернул его так, чтобы они с Клото стояли лицом друг к другу.
Луизе вдруг захотелось закрыть глаза, но она не смогла. Она могла только смотреть и молиться о том, чтобы Ральф знал, что он делает.
Клото что-то сказал ему, Ральф кивнул и снял с себя свитер Макговерна. Когда он выпрямился, Клото взял его за правое запястье и вытянул его руку. Потом он кивнул Лахесису, который расстегнул рукав рубашки Ральфа и закатал его до локтя. Потом Клото повернул руку Ральфа ладонью вверх. Следы голубых вен на его руке были абсолютно чистыми, освещенными почти незаметными нитями ауры. Все это было до ужаса знакомо Луизе; как будто пациента в мыльной опере по телевизору готовят к операции.
Только это был не телевизор.
Лахесис подался вперед и снова заговорил. Хотя Луиза по-прежнему не различала слов, она поняла: Ральфа предупреждали, что это его последний шанс отказаться.
Ральф кивнул, и хотя его аура подсказала Луизе, что он ужасно боится того, что сейчас произойдет, он даже сумел выдавить из себя улыбку. Когда он заговорил с Клото, казалось, что он не ищет поддержки, а, наоборот, ободряет маленького человечка. Клото попытался улыбнуться в ответ, но у него ничего не вышло.
Лахесис обхватил запястье Ральфа, скорее чтобы его успокоить (или так показалось Луизе), а не чтобы зафиксировать руку. Он напомнил ей медсестру, которая делает пациенту болезненный укол. Потом он взглянул на своего партнера испуганными глазами и кивнул головой. Клото кивнул в ответ, вздохнул, а потом провел пальцем по руке Ральфа с призрачной сеткой вен. Он на мгновение замешкался, потом медленно открыл ножницы, которыми они с Лахесисом меняли жизнь на смерть.
Луиза встала на ноги и теперь стояла, покачиваясь взад-вперед; ноги по ощущениям напоминали два бревна. Она пыталась как-то справиться с параличом, который заставил ее молчать, пыталась крикнуть Ральфу, чтобы он остановился, – крикнуть ему, что он сам не знает, что эти ребята собираются с ним сделать.
Но он все знал. Это читалось у него на лице, в его полузакрытых глазах, в его крепко сжатых губах. Но яснее всего это проявлялось в его ауре: в черных и красных пятнах, которые проносились по ней, как метеоры, и в самой ауре, которая почти прилипла к Ральфу, словно вторая кожа.