Бесспорное правосудие
Шрифт:
– Утешающая мысль, – поморщился Лод. – Однако, думаю, Дэлглиш не считает, что убийца со стороны знал, где найти удлиненный парик или пресловутую кровь.
– Это знала Валерия Колдуэл, – сказал Костелло. – Я тут размышлял о ней. Ведь она страшно расстроилась, когда Венис отказалась брать дело ее брата. – Глядя на помрачневшие лица коллег, он нерешительно добавил: – Ну, это я так просто сказал.
– Лучше держи такие мысли при себе, – посоветовал Лод. – Если Валерия захочет поделиться этим с полицией, пусть делится. Лично я рассказывать не стану. Даже само предположение, что Валерия Колдуэл имеет какое-то
– А вот у меня алиби нет, – сказал с оттенком удовлетворения Дезмонд Ульрик. – Если только она не была убита после семи пятнадцати. Я покинул «Чемберс» как раз в это время, пошел домой, умылся, оставил дома портфель, покормил кота, а затем вышел из дома и направился в «Рулз» на Мейден-лейн обедать. Вчера был мой день рождения. Я всегда в этот день бываю там – еще с юности.
– Как – один? – удивился Костелло.
– Конечно. Обед в одиночестве – заключительный аккорд моего дня рождения.
Костелло словно вел перекрестный допрос:
– А зачем идти домой? Почему сразу не отправиться в ресторан? Стоило возвращаться только для того, чтобы покормить кота?
– Еще оставить портфель. Никогда не передаю его на хранение, если в нем есть важные бумаги, и терпеть не могу засовывать его под стул.
– Ты заказал заранее столик? – не отставал Костелло.
– Нет, не заказал. Меня в этом ресторане знают. И всегда найдут место. Как и вчера вечером. Я приехал туда в восемь пятнадцать, и полиция, без сомнения, это проверит. А тебе, Саймон, советую не отбивать у них хлеб.
И Ульрик вновь углубился в книгу.
– Я покинул «Чемберс» сразу после тебя, Хьюберт, пошел домой, где и оставался весь вечер. Лу может подтвердить. А что скажешь ты, Дрисдейл? – спросил Костелло.
– Все эти выяснения не имеют смысла, пока мы не узнаем точное время смерти, – ответил небрежно Лод. – Я тоже сначала отправился домой, а потом поехал в театр «Савой» на комедию Дж. Пристли «Когда мы женаты».
– Мне казалось, она идет в Чичестере, – сказал Костелло.
– Ее перенесли в Уэст-Энд на восемь недель до ноября.
– Ты был один? Ведь обычно ты ходишь в театр с Венис.
– Не в этот раз. Как ты правильно сказал, я был один.
– Однако ты был довольно близко.
Лод старался сохранить спокойствие:
– Довольно близко для чего, Саймон? Ты намекаешь, что у меня была возможность в антракте выскользнуть из театра, убить Венис и вернуться назад до начала второго действия? Пусть это проверит полиция. Представляю, как кто-то из помощников Дэлглиша срывается с театрального кресла и мчится по Стрэнду с секундомером в руках. Вряд ли это у него получится.
В этот момент с улицы донесся шум колес. Лод подошел к окну.
– Какой зловещий фургон! Это приехали за ней. Венис последний раз покидает «Чемберс».
Входная дверь была распахнута, в холле раздавались мужские голоса, мерный топот по лестнице.
– Несправедливо, чтобы она уходила вот так, – сказал Лэнгтон.
Он представил себе происходящее в комнате наверху – мешок из черного пластика застегивается на молнию, укладывается на носилки. Оставили на ней этот залитый кровью парик или упаковали отдельно? И зафиксировали ли голову и руки? Он вспомнил, как это делали в телевизионной сводке происшествий.
– Несправедливо, чтобы она уходила вот так, – повторил он. – Думаю, надо что-то сделать.
Лэнгтон встал, чтобы присоединиться к стоявшему у окна Лоду, и тут услышал голос Ульрика:
– Что конкретно? Может, найти Гарри и Валерию, а потом выстроиться всем вместе в почетном карауле? Или даже надеть мантии и парики для пущей торжественности?
Никто ничего не сказал, но все, кроме Ульрика, встали у окна и смотрели на улицу. Черный мешок вынесли, быстро и споро погрузили в фургон. Дверцы закрылись. Все продолжали стоять, пока шум колес не стих вдали.
Молчание нарушил Лэнгтон, спросив у Дрисдейла Лода:
– Насколько хорошо ты знаешь Адама Дэлглиша?
– Не очень хорошо. Сомневаюсь, что вообще кто-то хорошо его знает.
– Мне казалось, вы встречались.
– Однажды, на обеде, который давал бывший комиссар. Дэлглиш – индивидуалист-одиночка в Скотланд-Ярде. Такие нужны каждой организации. Хотя бы для того, чтобы убедить критиков, что эта организация способна к развитию. Столичная полиция не хочет, чтобы ее воспринимали как оплот мужской бесчувственности. Чуточка контролируемой эксцентричности приносит плоды, если, конечно, сочетается с интеллектом. Дэлглиш, несомненно, приносит пользу. Начать с того, что он советник комиссара. Это может значить много, а может и ничего. В его случае это может говорить о большем влиянии, чем об этом говорится. Еще он возглавляет небольшую группу с каким-то безобидным названием, которая занимается раскрытием преступлений с особенно чувствительным резонансом. Наше – вполне подходит под эту категорию. Эта работа помогает ему не терять сноровки. Дэлглиш также полезный человек в деятельности разных комитетов. Как раз сейчас он заканчивает работу в комиссии Лондонской полиции по переводу шпионов из военной разведки в обычных полицейских.
Неожиданно Ульрик оторвался от книги и спросил:
– Он тебе нравится?
– Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы испытывать к нему какие-то определенные чувства. У меня есть против него некоторое предубеждение – иррациональное, как всякое предубеждение. Дэлглиш напоминает мне одного сержанта, которого я знал во время службы в армии. У того были все возможности получить повышение, но он предпочел остаться на прежней должности.
– Оборотная сторона снобизма?
– Скорее, оборотная сторона тщеславия. Он утверждал, что положение сержанта дает возможность лучше узнать солдат и позволяет самому быть более независимым. К тому же, по его словам, он до такой степени не терпел офицеров, что у него не было никакого желания вступать в их ряды. Дэлглиш легко мог бы стать комиссаром или хотя бы старшим констеблем, а почему-то не стремится.
– Для него в этом своя поэзия, – сказал Ульрик.
– Так и есть, но он преуспел бы в ней больше, если бы распространил свое влияние, получил некоторую известность.
– Он хоть понимает, что нам надо продолжать работать? – возмутился Костелло. – В конце концов, идет Михайлова сессия. Нам нужен доступ в наши кабинеты. Как встречаться с клиентами, когда по лестнице туда-сюда снуют полицейские?
– Не сомневайся, Дэлглиш проявит такт. Если придется на кого-то из нас надеть наручники, он сделает это вежливо.